Обрывок #52. Текст.

Рэндом по Наруто. Наруто и толпа Хокагэ. %)

- Все Хокагэ, если подумать, были героями, - задумчиво произнёс Наруто, уютно устроившись на каменной переносице Первого. - С другой стороны, все они были людьми, да. - Сам впечатлённый столь философичным заявлением Наруто с умным видом покивал. - У каждого были свои слабости, да. Вот старичок наш, например, до баб был... да. Бабуля - до сакэ... - Наруто снова покивал. Посмотрел на мирно дремлющую Коноху - было около пяти утра, кроме Наруто не спали только дозорные. Да и то не факт - с дисциплиной в Конохе всегда было как-то... невесело.
- Первый, наверное, тоже до баб был... охоч. - Наруто задумался. Поскрёб затылок, повертелся, чтобы устроиться удобнее. - Может быть, и нет. Может, он Второго боялся до дрожи в коленях? А Второй... Второй, положим, гонял его ссаными тряпками из дома. - Наруто поморгал.
- Нет. Нелогично. Наоборот, Первый - Второго. Или они вместе - Третьего. Да, точно, - встрепенулся Наруто, - они на тренировках его тряпками гоняли, поэтому он вырос такой вёрткий и прыгучий. А Четвёртый, наверное, в карты играл. Поди, и Хокагэ-то стал только из-за того, что старейшинам продул. Да. Кто там ещё был?
- Никого не было, - донеслось откуда-то с макушки Второго. Наруто задрал голову и посмотрел на недовольного Какаси.
- Да?
Какаси протопал по лбу Второго, перемахнул на нос Первого - поближе к Наруто. - Ага, не было. А ты, кстати, в курсе, что только что рассуждал о величайших ниндзя Конохи?
- Да ладно, чего там, - смутившись, пробормотал Наруто и поправил очки, - все мы люди.

@темы: text, Naruto

---

...

Death Note: "О чёрненькой птичке замолвите слово"-1. Рюк Х Тэру.

- Ладно, - после недолгого молчания сказал Тэру. – Я согласен.
- Вот и славно! – просиял Рюк. Тэру передёрнуло. – Иди сюда – сейчас мы всё устроим. – Тэру едва успел увернуться от руки синигами – длинные и не особо чистые ногти мелькнули в полусантиметре от глаз.
- Ты чего? – возмутился было он. Рюк крепко ухватил его за плечо:
- Не дёргайся ты. Мне ж глаза поменять надо! Сейчас вынем… - Тэру крепко зажмурился. Рюк разочарованно царапнул веко – несильно, впрочем. – Ты ж согласился! – недовольно сообщил он. Тэру громко вздохнул, но глаз не открыл. – Миками! – Рюк даже ногой топнул – от возмущения.
- Это… больно? – Тэру стряхнул с плеча тяжёлую руку синигами и ретировался за кресло-качалку. Глаза он приоткрыл, но на Рюка смотрел сквозь ресницы.
- Ну… - Синигами задумался. – Тебе зуб рвали когда-нибудь? – Тэру перекосило. Рвали, конечно, и не один. Обе восьмёрки – и ничего приятного. – Рвали, вижу, - одобрительно покивал Рюк, глядя на дрожащего Тэру. – Это… ну, как десять разом!

Death Note: "О чёрненькой птичке замолвите слово"-2. Рюк Х Тэру.

Тэру сонно покосился на висящего над ним Рюка и спрятался под одеяло. Можно было, конечно, посмотреть на часы, узнать, который час, но Тэру это казалось лишним - судя по непроглядной темени за окном, было едва ли больше пяти утра. А вставать надо было в полвосьмого.
- Синига-ами, - недовольно протянул Тэру. - Чего тебе опять?
Рюк ласково потрепал его по плечу, отчего Тэру тихонько взвыл и подумал, что снова придётся тратиться на пластырь. Пластыря не хотелось. В частности потому, что в аптеке на Тэру уже начали странно коситься.
- Там - это! - восхищённо пробасил Рюк. Тэру подтянул коленки к груди и вздохнул. "Этим" могло оказаться что угодно - от полуночной порнушки по недавно нарисовавшемся в его квартире каналу "только для взрослых" до доставленной пиццы, за которую надо было расплатиться. Единственным, чем "это" быть не могло, так чем-нибудь хорошим. - Ну!
Тэру в очередной раз вздохнул и сел на кровати. - Что? - спросил он, стараясь звучать как можно строже. Рюк, обрадованный долгожданным вниманием, радостно подлетел под потолок. Одна из потолочных плиток с мерзким скрипом треснула, когда крыло синигами задело её.
- Пончики принесли! - Рюк покосился на плитку и ободрал её. - И ещё кран сорвало.

@темы: text, Death Note

---

Обрывок #51. Буктинка.

Тэмари и Сикамару из Naruto. Свадьба и моя идея-фикс. %)

@темы: Naruto, pic

---

Обрывок #50. Текст.

Бессмысленный рэндом по Fullmetal ALchemist. Гета захотелось: Эд Х Уинри.

Уинри всхлипывала и отчаянно цеплялась за его плечи, как мантру повторяя непрерывное "неуходинеуходинеухо", а Эд, ссутулившись, стоял как столб, не предпринимая никаких попыток утешить её или обнять. Худой, сутулый, низкий для своего возраста. И очень, очень старый и усталый - а ведь ему всего двадцать.
У него за спиной распахнулись ворота, и Эд, оглянувшись, потрепал Уинри по волосам.
- Мне пора. Ал ждёт. - Голос у него оказался хриплым, будто простуженным, автопротез показался Уинри тяжёлым и неуклюжим - за последние пять лет она научилась делать протезы в разы лучше.
- Нет. - Она замотала головой, ещё сильнее вцепившись в его безрукавку. Эд улыбнулся и мягко отстранил её от себя. - Нет!
Маленькие, но быстрые чёрные лапки вырвались из ворот и вцепились в плечи Эду не менее отчаянно и сильно, как цеплялась она несколько мгновений назад. Послышалось странное, страшное высокое хихиканье - и Эда утянуло в ворота. Уинри, недолго думая, бросилась за ним: то ли защитить, то ли защититься. Хихиканье било по ушам, дёргало обнажившиеся нервы, чужие ручонки вцепились в неё, разрывая на клочья; Эд обеспокоенно рвался к ней из чёрной паутины и что-то кричал. Потом сомкнулись объятия, и раздался жалкий визг Эда. Уинри вздрогнула и проснулась. Подскочила на старом диванчике, вцепившись обеими руками в пуховое одеяло.
- Сон... - пробормотала она, сжимая кулаки. По щекам потекли слёзы, падая на кусок чёрной блестящей ткани - из такой была безрукавка Эдварда.
Уинри, как и братья, прошла ворота, потеряв кое-что очень ценное.

@темы: Fullmetal Alchemist, text

---

Обрывок #49. Текст.

Старое, но отчего-то любимое по Shoujo Kakumei Utena. "Вечность", Акио Х Анси Х пафос.

- Утэна!
- Хи...мэ... - Хриплый выдох. Вопль отчаяния.
- Утэна!!!

* * *

Акио просто сидел в Планетариуме. Академия – его детище, одна из лучших его иллюзий – стояла, застывшая, под вечно безоблачным небом. Студенты вечной академии застыли над тетрадями: Анси ушла утром, когда все учились. Акио остановил свою иллюзию тогда же. Он не стал уничтожать ее – это требовало каких-то усилий, а для Акио любые усилия казались непомерными.
Анси ушла, с нею ушла и цель всего.
И Акио просто сидел в Планетариуме. И на него, вечного, наваливалось безразличие, он каменел под его тяжестью, засыпал, превращаясь в статую, в свою собственную могилу.
Время стерлось, потускнело, забылось. Где-то далеко слышались щелчки секундомера Микки – время текло в замершей иллюзии, но только этот секундомер отмерял его. Все остальные часы – фантазия Акио – замерли, так и не пробив десяти утра.
- Брат? – спросил кто-то. Акио никак не отреагировал – может, не услышал, а может, не узнал в этом тихом шелесте голос своей сестры.
Анси устало опустилась на пол – там, где стояла. Сколько раз она поднималась по лестнице в комнату Акио, во всех его иллюзиях находящуюся выше всех?
Она не могла бы сказать – не зря она так долго старалась забыть каждый из этих подъемов. Потому что каждый из них обозначал крах. Крах надежды, крах любви.
Гибель Диоса.
- Брат, помоги, - попросила она. Тихо, устало, без надежды на что-либо. Акио, услышав ее, медленно повернулся на звук голоса, вряд ли смея верить в него. Захрустели позвонки и суставы затекшего от ожидания тела. Он увидел Анси – свою сестру, свою любовь, - сидящую у двери, увидел ее глаза – потускневшие, мертвые – и медленно двинулся к ней.
- Анси. – Голос, хриплый от долгого молчания, не слушался его. Он дошел до нее и несмело сел рядом, обнял, все еще не веря, что это не галлюцинация, не картина, не иллюзия. – Анси. - Она положила голову ему на плечо и обняла его в ответ.
- Я дома.
- С возвращением.

* * *

Время снова пошло – сначала неспешно и тягуче.
Но оно набирало обороты: Акио оттаивал, возвращался из могилы, становился человеком, а не статуей.
Анси лежала в его руках, словно тряпичная кукла: безвольная, поникшая, потерянная. Пробили часы – десять гулких ударов прозвучали в Планетариуме, пробудили его к жизни, наполнив звуком.
Иллюзия ожила.
От боя часов Анси очнулась. Она подняла голову и посмотрела в глаза Акио.
- Я боялась, что ты меня прогонишь, - призналась она. Акио поцеловал ее и покачал головой.
- Никогда. Моя любовь к тебе вечна.
Анси не услышала его – признание заставило ее сильно задуматься о чём-то.
- Зачем тогда я пришла к тебе? – спросила она. Акио спрятал лицо в ее волосах, вдохнул их запах.
- За любовью?
- Принца?
Акио замер.
- Я очень боялся, что ты не вернешься на этот раз, - сказал он тихо. – Я знал, что Утэна Тэндзё не Диос и никогда не станет им, как бы она ни была на него похожа. Но я все равно боялся, что она станет твоим Принцем и что ты больше никогда не вернешься ко мне. – Он усмехнулся. – Я всегда боюсь. А ты всегда возвращаешься.
- Утэна была чудесной, - отстранённо отозвалась Анси. – Чиста, смела, благородна – совсем как ты когда-то. И она была Принцем. Для всех.
Акио горько улыбнулся: – Она погибла – на этот раз навсегда.
- Но, брат, ты же знаешь, что Принц Света вечен. Он не может просто умереть. – Акио прекрасно знал, что Диос уже умер, и даже знал, из-за чего он умер – недаром Диосом был он сам. – Найди его, брат, пожалуйста.
- Принц Света... он всегда будет Принцем для всех, - ответил Акио, прижимая к себе Анси. – Тебе нужен Принц для тебя, всегда нужен был. Анси, он уже перед тобой.
- Ты такой глупый, брат, - ответила она, целуя Акио за ухом. – Разве ты Принц? – Он отстранился и с отчаянием посмотрел на нее.
- Анси, я люблю тебя. Так, как я, тебя никто не полюбит. Даже Диос.
Анси улыбнулась ему. Но взгляд ее остался отчаянным, а глаза умоляли о помощи. - Если любишь меня, брат, найди, где сейчас Диос. Я не тороплю тебя с поисками – у нас есть вечность. Но – пойми, пойми меня! – он нужен мне. Мне нужен мой Диос, мой свет, моя любовь. Я буду страдать за него, я умру за него – найди его!
Акио поднялся с пола, подняв Анси за собой.
- Смотри. – Планетариум показал статую Диоса. – Это Диос. Здесь он сейчас, здесь он будет всегда. Это я, который умер вместе с любовью ко всему миру. – Он взял руку Анси и положил мебе на грудь – напротив сердца. – Чувствуешь, мое сердце бьется? Это живой я – Диос, который любит только тебя.
Анси подошла ближе к нему и поцеловала в губы. Он грустно смотрел, как она плачет.
- Я люблю тебя, брат. Но мне нужен Диос.
Акио закрыл глаза и запрокинул голову, будто хотел завыть на невидимую луну. Обнял Анси, прижал ее к себе и подумал, как хорошо было бы застыть так – навсегда. Через виски в волосы покатились слезы.

* * *

Акио открыл глаза и спросил, глядя в потолок:
- Не против, если я использую эту же иллюзию, чтобы найти его?
Анси освободилась из его объятий и отошла к дивану. - Да. В конце концов, именно Утэна была ближе всех к Диосу. Эта иллюзия дает наилучший результат. А ради Диоса я могу страдать столько, сколько надо.
- Хорошо. – Акио ушел в свой кабинет, сказав, что у него много работы.
Планетариум все еще показывал могилу Диоса. Анси посмотрела на нее и улыбнулась.
- Я найду тебя, - тихо сказала она. – И когда-нибудь... мы будем сиять вместе.

* * *

- Он не Принц – снова, - устало сказал Акио. – О нем уже забыли. Кроме того, он не смог совершить Революцию. Я сейчас обновлю данные, и мы сможем начать все сначала. Ты еще не передумала, Анси?
- Ты не знаешь, что произошло, верно?
Акио поднял голову и устало – очень устало – посмотрел на свою сестру. - Что?
- Можешь продолжать свои игры с так называемыми Принцами в своем уютном гробу. – Акио смотрел на Анси, понимая, что когда-то этот разговор уже был, и зная, что за ним последует. – Но мне пора идти.
- Идти... Куда? – спросил Акио. Он мог бы сказать, что исчезнувший из Академии юноша не Диос, что он ни капли не похож на него, что Анси не следует даже волноваться по этому поводу. Но Акио видел глаза Анси, в которых горела решимость и прекрасно понимал, что все его слова будут бессмысленны.
- Он не исчез. Он просто оставил твой мир.
- Анси... - бессильно сказал Акио. Анси повернулась и ушла.
- Прощай.
Акио слабо помахал ей вслед рукой.
- Бва-ха-ха, сестренка... Повеселись.
Студенты Академии снова замерли – на этот раз в вечном сне. Акио откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
Все каждый раз проходило по одному и тому же сценарию: Анси уходила и возвращалась, потом снова уходила и снова возвращалась, а он во время ее отсутствия тихо сходил с ума. Он много раз пытался во время ее отсутствия жить полной нормальной жизнью – но попросту не мог. Вечный Принц Тьмы был бессилен перед своей любовью к младшей взбалмошной и влюбчивой сестренке.
Позади лежала вечность, состоящая из уходов и возвращений Анси, впереди маячила точно такая же. Акио встал со стула, достал из иллюзорного холодильника иллюзорного вина и поднял иллюзорный тост за свою вечную жизнь.
Планетариум показал Анси, улыбающуюся своему очередному Принцу. Акио допил вино, сел на диван и принялся ждать.

* * *

- Каору!
- Хи... мэ... мия.
- Каору!!!

@темы: Shoujo Kakumei Utena, text

---

Обрывок #48. Текст.

Рэндом по Loveless. Сонгфик на Ohne Dich - Rammstein. Смысла нет, есть только переживания Рицки и мой бред.

Ich werde in die Tannen gehen
Dahin wo ich sie zuletzt gesehen
Doch der Abend wirft ein Tuch aufs Land
und auf die Wege hinterm Waldesrand
Und der Wald er steht so schwarz und leer
Weh mir, oh weh
Und die Vögel singen nicht mehr

Рицка стоит, замерев, и смотрит вверх. Ушки - торчком, глаза - широко раскрыты, будто увидел кошмар наяву.
Накатило ощущение безысходности - и не справиться с ним, не убежать от дикого одиночества, которое так жестоко щиплет в глазах и носу. Он стискивает зубы и пытается сделать шаг - но ноги не слушаются. Горло сжимается, Рицка слабо хрипит. Насмешливо кружат вокруг тени деревьев да мертвенный свет луны слепит глаза. Хлопает крыльями огромная чёрная ворона, устраиваясь на ветке, падают рядом с Рицкой два маленьких пёрышка - и одно тут же уносит ветром. Второе остаётся лежать на гнилой листве. С тёмно-фиолетового неба тускло светят звёзды, и Рицка снова всхлипывает.
В парке тихо - не слышно ни птиц, ни чьих-то шагов. Только тишина и темнота - навязчивые, лишённые всякой тактичности, давят и окружают. Рицка вспоминает яркий летний день и бумажные самолётики, которые делал ему Сэймэй, и не выдерживает - зажмуривается и по-девчачьи высоко кричит в бездушное небо.
Ничего не происходит, когда он умолкает: всё так же безмолвны тени, всё так же прилипчива темнота. Даже ворона, и та не шелохнулась. Рицка без сил опускается на колени и роняет руки на землю. По щекам бесстыже ползут слёзы, плечи предательски дрожат.

Ohne dich kann ich nicht sein
Ohne dich
Mit dir bin ich auch allein
Ohne dich
Ohne dich zähl ich die Stunden ohne dich
Mit dir stehen die Sekunden
Lohnen nicht

- Сэймэй! - отчаянно кричит Рицка ещё раз в тёмное небо, но нет ему ответа. Сэймэя нет рядом. Рицка не может больше без него - совсем один; он упрямо ударяет кулаками по земле и стонет сквозь стиснутые зубы, с ресниц капают горячие слёзы - обжигают щёки румянцем смущения. - Сэймэ-э-эй...
Медленно течёт время, Рицке кажется, что проходит вечность, пока он стоит на коленях посреди грязной аллеи осеннего парка.
Никого так и не появляется. Это, наверное, хорошо: никто не видит его слабости.

Auf den Ästen in den Gräben
ist es nun still und ohne Leben
Und das Atmen fällt mir ach so schwer
Weh mir, oh weh
Und die Vögel singen nicht mehr

Рицка, пошатываясь, пытается подняться. Одиночество не ушло никуда, оно всё ещё с ним - ледяными оковами на шее и руках. Оно всё ещё в нём - терновником в груди, разрывает в клочья сердце, и не сбежать от него - Рицка уже знает. Давит к земле, не даёт поднять голову и выпрямиться.
- Поскорее бы... - хрипло говорит он, звук его голоса инороден и чужд вечернему парку, - это всё... кончилось. - Нагло и зло каркает ворона; Рицка не выдерживает давления и падает на бок. Ворона тут же умолкает и смотрит на него блестящим глазом - второй потерян где-то в уличных боях.
Рицка дышит тихо, хотя отчаянно хочется хрипеть и задыхаться - грудь сковало удушье от слёз. Одинокие и всё более редкие облачка пара поднимаются вверх. Ворона косится на них. В парке мертвенная тишина - утихло даже вечное посвистывание ветра. Рицка понимает - он один на много километров вокруг, и плевать, что жилые кварталы всего в пятисотах метрах от него и даже смутно виднеются сквозь вечерний жиденький туман их яркие фонари.
Кругом царит ирреальная и страшная тишина. Рицка закрывает глаза и сдаётся.
Облачка пара исчезают, смешиваются с туманом.

Ohne dich kann ich nicht sein
Ohne dich
Mit dir bin ich auch allein
Ohne dich
Ohne dich zähl ich die Stunden ohne dich
Mit dir stehen die Sekunden
Lohnen nicht ohne dich

Вспоминается благостное время, когда Сэймэй был рядом. Тогда такие вот приступы переносились намного легче - всегда оказывался рядом брат и дышать становилось намного проще. Рицка слабо улыбается.
- Сэ-эймэ-эй... - тянет он тихо, будто колыбельную. - Сэ-эймэ-эй...
Пролетело то время, пролетели те два года быстрее этих нескольких минут, и не вспомнить их уже, не согреться их мгновениями.
Никого нет рядом. Это, наверное, плохо: некому заставить его дышать.

Ohne dich

@темы: text, Loveless

---

Обрывок #47. Текст.

Рэндом по Naruto. Мелкий Итати, ООС. Мои насмешки и издевательства.

Ярко светит солнце, как и всегда в Конохе. У Итати чувствительные глаза, слишком яркий свет слепит его. Поэтому он и выходит из тени деревьев, крепко сжимая монетку в маленьком кулаке, - так честнее. Ему всего лишь пять лет - но он уже не маленький. По меньшей мере, именно так он себя характеризует. Окружающие не против.
Итати подбрасывает монетку в воздух - как можно выше. Честно зажмуривается и сопит.
- Решка! - Он приоткрывает один глаз, жмурится от яркого света, но успевает заметить, куда укатился небольшой медный кругляш. Подбегает к нему, садится на корточки и внимательно смотрит. И в самом деле решка.
Итати срывается с места и радостно подпрыгивает на месте.
- Да! Да! - Он быстро сжимает монетку в кулаке и несётся домой - там уже должен появиться второй ребёнок, ведь двадцать третье июля уже наступило, да и мама с утра не спустилась из своей комнаты.
Итати бежит как можно быстрее, возвращаясь в деревню. Но перед самыми стенами он резко переходит с бега на ровный шаг и с невозмутимым и серьёзным видом идёт к кварталу клана Утиха. Репутация - превыше всего.
Дома на самом деле уже ждёт его усталая мама со вторым ребёнком на руках.
- Здравствуй, малыш. - Она обнимает Итати за плечи и притягивает к себе. - А это твой братик Саскэ. - Итати смотрит на сопящий комочек у мамы на руках и поднимает на неё полные обиды глаза.
- Как - братик? - Она недоуменно смотрит на него, и Итати сжимает в кулаке монетку. - Решка же выпала - должна быть сестрёнка! - Она негромко смеётся и принимается что-то объяснять ему, но Итати не слушает. Он сжимает кулак всё сильнее и сильнее, и когда мама наконец заканчивает свою речь, срывается и убегает, даже не взглянув на Саскэ.
На полу с жалобным звоном вертится медная трубочка.

@темы: text, Naruto

---

Обрывок #47. Текст.

Рэндом по Prince of Tennis. Гакуто Х Иноуэ. Бред, извращения.

Мукахи Гакуто пренебрежительно фыркает и встаёт с лавочки, когда видит в конце аллеи репортёра. Хётэй нынче чемпион, после игры всю команду расспрашивали по поводу игр и тренировок - часа три, не меньше. Гакуто быстро допивает холодную колу, прицельно кидает банку в урну и пытается тихо и незаметно смыться. Но Иноуэ замечает его быстрее, чем Мукахи исчезает за поворотом.
Иноуэ окликает его, и Гакуто раздосадованно морщится - неужели нельзя оставить его в покое? Но остаётся на месте - не далее как вчера Атобэ строго-настрого запретил им бегать от репортёров. Мукахи, честно говоря, удивляет этот ажиотаж по поводу Хётэя - он не понимает, к чему все эти пляски и заигрывания.
- Гакуто-кун. - Иноуэ омерзительно бодр и весел, и Гакуто едва сдерживает своё раздражение. Его порядком достали на самом первом интервью - все эти вопросы о его выносливости и псевдопонимающие похохатывания, да бесконечные просьбы рассказать о своих прыжках и занятиях акробатикой.
- Иноуэ-сэнсэй, - безукоризненно вежливо скалится Мукахи. - Я могу быть чем-то полезен?
Иноуэ не чувствует подвоха. Он улыбается в ответ и кивает. - Да-да, конечно. - Его рука ложится на плечо Гакуто, и они отходят с аллеи под деревья. - Понимаешь ли, Гакуто-кун... Мы делаем серию интервью с чемпионами... - Гакуто сникает и без особого интереса слушает объяснения Иноуэ.
- Ага, и об акробатике рассказать, - перебивает он Иноуэ на середине фразы, и это, конечно же, жутко невежливо. Но Мукахи просто не может больше сдерживаться - настолько его бесит всё происходящее. - И о тренировках, и о теннисе. Мне это неинтересно.
- Ну почему же о теннисе? - смеётся Иноуэ. Его рука всё ещё лежит на плече Мукахи, и того это страшно раздражает, как и всё вокруг - от нахальных солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву, до намокшей рубашки репортёра. Сам Гакуто в лёгкой майке-сеточке, ему не особо жарко, если не считать того, как горит плечо под горячей ладонью Иноуэ. - О твоих увлечениях, хобби... предпочтениях.
- В еде, что ли? - бурчит Гакуто и невежливо убирает руку Иноуэ с плеча - жарко. Тот смущённо улыбается и пожимает плечами:
- Нет, почему же? О девушках, например.
Гакуто вздыхает и решается на крайность - лишь бы отвязаться. - Я не интересуюсь девушками, - как можно доверительнее говорит он. - Предпочитаю мужчин постарше, ну, и всё в таком духе. Боюсь, вашему журналу такое интервью не нужно. - Иноуэ моргает. Раз, другой. Гакуто в очередной раз улыбается ему - совсем невежливо - и прощается.
- Погоди-ка, Гакуто-кун. - Иноуэ ловит его за руку, и Мукахи раздражённо оборачивается. - Это правда?
- Правда, правда, - говорит Мукахи, чтобы отвязаться, вырывает ладонь из потных рук Иноуэ и быстро ретируется - пока тот не остановил его. Иноуэ, впрочем, и не пытается - он просто смотрит в спину Гакуто, и в глазах его видна надежда.

Написано для Naya~K, на дневниковый флэшмоб.

@темы: text, Prince of Tennis

---

Обрывок #46. Текст.

Ночной рэндом по Naruto. Итати Х Саскэ. Бред ни о чём.

Итати открывает глаза и сонно моргает. В стекло добродушно стучит клювом синичка, он лениво поворачивает голову и смотрит на неё. Она склоняет голову набок, уставляется на него долгим немигающим взглядом и, неожиданно вспорхнув, улетает прочь. Итати широко зевает и выбирается из-под одеяла. Очередное утро.
За окном уже светит солнце, и это неожиданно и приятно. Итати, шлёпая босыми ногами по полу, выходит во внутренний дворик и хрустко потягивается. Наверное, небольшая зарядка не повредит, думает он. Размяться.
Он слышит тихое сопение и оборачивается. За спиной у него стоит Саскэ и смущённо смотрит на него исподлобья. Малыш совсем ещё маленький, и, наверное, из-за его беззащитности Итати терпит его рядом.
- Доброе утро, - говорит он. Саскэ вздрагивает, теребит что-то за спиной. Итати только сейчас замечает, что Саскэ прячет руки. - Как спалось?
- Привет, - отвечает Саскэ своим высоким, пронзительным голоском. Итати улыбается ему, Саскэ расплывается в ответной улыбке. - Я спал, спал - и проснулся! А папа уже ушёл. А мама... - Он запинается, пытается подобрать слово и смотрит на Итати своими большими чёрными глазами.
- Готовит? - Саскэ кивает.
- Вкусное! - Итати удивлённо машет ресницами, вид у него глупый - удивлённый восьмилетний ниндзя. Саскэ переминается с ноги на ногу. - Я тебя искал, - доверительно сообщает он. - А ты спал.
- Ага, - соглашается Итати. - Спал. А я тебе нужен был? - Саскэ серьёзно кивает и подходит к брату. Он едва достаёт ему до пояса, и Итати присаживается перед Саскэ на корточки - интересно, зачем же он понадобился младшему брату? Саскэ ещё немного неуверенно топчется на месте и, наконец, достаёт руки из-за спины. В руках у него размалёванный цветными карандашами лист, к нему прикреплены два сюрикэна. Итати берёт их в руки, едва сдерживая смех - сюрикэны вырезаны из дерева, и он прекрасно видит: никакой опасности в них нет, они абсолютно бесполезны как оружие, да и вырезаны, честно говоря, без особой аккуратности. С листа от уха до уха улыбается ему смехотворное лицо с большими красными глазами - под ним коряво и неправильно написано его имя. Итати фыркает, и Саскэ заливается краской.
- С днём рождения, - тихо говорит он, - братик.
Итати смотрит вслед убежавшему малышу и чувствует смутное недовольство собой. Сжимает в кулаке сюрикэны и кричит вслед: - Спасибо, братишка!

@темы: text, Naruto

---

Обрывок #45. Текст.

"Воспоминания и розы" по Last Exile. Алекс Роу.

Он спокойно берёт с тумбочки Юрис пачку сигарет и поворачивается к своей девушке.
- Что это? – Юрис вздыхает. Во всех действиях Алекса сквозит убийственное спокойствие, и она знает Алекса достаточно хорошо, чтобы понимать – ничем хорошим оно не обернётся. – Юрис, - мягко произносит Алекс, почти вкрадчиво, - что это такое?
- Сигареты. – Она отвечает почти дерзко, и это заставляет Алекса недовольно поджать губы.
- Это вполне очевидно. И что они здесь делают?
- Лежат, вестимо, - раздражённо отвечает она. Подходит к Алексу, забирает у него пачку и бросает её обратно на тумбочку. – И не смей их трогать – ненавижу, когда берут мои вещи. – Он ничего не отвечает, но Юрис знает – Алекс зол на неё, да и на себя тоже. Она не совсем понимает, почему он злится, но это и неважно. – Алекс… - отчаянно говорит она, а он, не дослушав, уходит из комнаты. Юрис со вздохом плюхается на кровать и слушает, как стучат его каблуки по деревянным ступенькам высокого крыльца. – Дурак.
Они мирятся – только на словах, на самом деле оба ещё злы друг на друга – к вечеру, а через два дня отправляются в Грандстрим.

***

Алекс приоткрывает глаза – убедиться, что он всё ещё жив. Проклятые розы не дают ему нормально дышать, ему кажется, что их объятия становятся теснее с каждым выдохом; от их густого, тяжёлого запаха кружится голова и мутится сознание, но Алекс всё ещё помнит: когда Юрис выбросило из ваншипа и она, так удивлённо моргнув, исчезла среди безумных ветров Грандстрима, он видел пачку сигарет в её нагрудном кармане. Его глаза закрываются, а голова бессильно падает на грудь – проклятые розы, сонно думает он, никак не дают сосредоточиться.
Будь рядом не холёная Дельфина, а любимая и бесконечно родная Юрис, Алекс позволил бы себе заснуть – и простил бы даже запах табачного дыма.

***

Винсент, как обычно, шумён и жизнерадостен – Алекс не имеет ни малейшего понятия, что является причиной замечательного настроения Винсента, да его и не особо это интересует – Винсент всегда доволен жизнью. Возможно поэтому он никогда не даёт наслаждаться жизнью другим.
- Алекс, - убеждённо произносит он, с силой хлопая друга по плечу, - ты хочешь выпить со мной кофе. – Алекс вымученно улыбается – он не спал больше суток, в силу совершенно разных причин – от прихотей офицеров старших чинов до собственного желания всенепременно разобраться в последних лекциях по высшей алгебре – вернее, разобрать собственные каракули в конспектах.
- Винсент, - полусонно говорит он, с трудом соображая, что бы ответить другу. – Я иду спать, видишь ли, и кофе…
- Кофе тебе поможет! – убеждённо кивает Винсент и тащит его в ближайшее кафе – весьма мерзкое, по мнению Алекса, заведение. И хотя Алекс ни капли не хочет ссориться с Винсентом, он резко, почти грубо сбрасывает его руку со своего плеча и, коротко и ёмко определив, куда Винсент может засунуть своё кофе, идёт домой – спать.

***

Никаких роз, думает Алекс. Ни за что. Никогда. Шипы впиваются в кожу, он видит, как по стеблям и шипам вонючих цветов течёт его кровь, но это его не волнует. Его раздражает запах – вездесущий и тяжёлый, едва ли уже отличимый от вкуса. Алекс кривится и сплёвывает на пол – гильдийцы его простят, думает он. Терпкий привкус во рту сводит с ума; Алексу кажется, запах роз будет преследовать его всю жизнь, от этой мысли его чуть не выворачивает наизнанку – и приходит воспоминание о конспектах Винсента, невесть как оказавшихся на тумбочке.
Будь рядом не холодная и чужая Дельфина, а Винсент, вечно довольный и раздражающе жизнерадостный, Алекс с удовольствием выпил бы ненавистного кофе и поболтал бы о высшей алгебре.

***

Дио обнимает его, неслышно подкравшись со спины, и Алекс уже готов влепить ему затрещину за столь вопиющую наглость, как гильдиец тихо шепчет ему на ухо «Что скрывается за небесами?». Алекс замирает – это же ключ к Экзайлу, понимает он. Как всегда – простой вопрос, ничего особенного. Как всегда – вопрос без ответа.
- Зачем ты это сказал? – спрашивает Алекс. Дио отстраняется, Алекс готов поклясться, что чувствует, как он ухмыляется.
- Просто так. – И Дио исчезает из его комнаты, и Алекс искренне надеется, что и из жизни тоже.
Его надежды сбылись – вскоре за Дио прибывает Дельфина. И с тех пор он не видел мальчика. Не то чтобы он огорчается по этому поводу, но появление Дельфины на «Сильване», определённо, привело к не особо приятным последствиям.

***

Дельфина целует его, вкус её мягких прохладных губ кажется Алексу омерзительнее вкуса роз, запах её чистой бледной кожи – хуже запаха роз, и он впивается в неё мертвой хваткой. Розы не смогли убить его, но поцелуй Дельфины, тошнотворный и совершенно ему ненужный, похоже, свёл с ума. Во всяком случае Алекс ничем другим не может объяснить то, что когда Дельфина падает мёртвой, с ней умирает и его смысл жизни. Он знает, где-то там, где есть «Сильвана» и друзья, его ждут и пытаются спасти – и Винсент, и Софья, и Клаус, и Татьяна, и – Алекс вполне допускает это – Дио, и механики – все. Но он просто поднимает тусклый взгляд на прозрачный потолок и улыбается – там машет ему рукой Юрис, и в её нагрудном кармане он видит пачку сигарет.
- В небо, - хрипло говорит Алекс, улыбаясь. – Юрис.


Написано для Stella-Z.

запись создана: 14.11.2006 в 17:04

@темы: text, Last Exile

---

Обрывок #44. Текст.

"Здесь - и там" по Fullmetal Alchemist. Рой Х Хоэнхайм, Эд Х Тараканы Эда.

- Погиб. – Эд сказал это абсолютно спокойно, будто и не об отце шла речь. Рой тяжело вздохнул – всё-таки он помнил Эда пятнадцатилетним сопляком, поднимающим шум по любому, даже самому ничтожному, поводу. Сейчас перед ним сидел спокойный, на редкость уравновешенный и безбожно скрытный тридцатилетний мужчина. – Пожертвовал собой, чтобы я смог вернуться.
- Тогда? – спросил Рой. Эд, скривив губы, кивнул:
- Глупый поступок. Мы вполне могли вернуться без каких бы то ни было жертв. Ему всегда не хватало терпения и веры в людей – всё пытался решить сам. – Рой не выдержал и отвёл взгляд. Странно было видеть перед собой Хоэнхайма, того Хоэнхайма, которого он знал, которого любил когда-то, - и в то же время не его. Эд усмехнулся. – Хотите, я скажу, о чём вы думаете, Фюрер? – Рой пожал плечами.
- Может, угадаешь – ты всегда был проницателен. – Эд негромко рассмеялся.
- Я не собираюсь угадывать. Просто скажу – и всё. Озвучу ваши мысли. – Рой откинулся в кресле, поправил сползшую повязку. - Вам страшно, Фюрер, потому что вы видите перед собой Хоэнхайма - но знаете, что это не он. Я прав? – Эд склонил голову набок и лучезарно улыбнулся. Рой поёжился – ничем эта улыбка его не порадовала. Слишком лучезарная, чтобы быть по-настоящему счастливой; насквозь фальшивая – взгляд Эда остался по-прежнему ледяным. – Я прав. – Улыбка Эда исчезла так же быстро, как и появилась. – Вы изменились, полковник.
- Наполовину, - невпопад отозвался Рой. – Мне не страшно.
- Да, - легко согласился Эд. – Вам не страшно. Вам омерзительно, и тошно, и плохо – потому что вы, как и все, любили Хоэнхайма, и он знал об этом, но ни на секунду не озаботился этим фактом – за всю свою жизнь. Вам тоскливо, и больно, и выть хочется, да при мне, вроде как, не положено – потому что Хоэнхайм умер, и вы это прекрасно знаете. – Рой быстро развернулся с креслом к огромному окну за спиной – не хватало ещё, чтобы кто-то видел, как Фюрер одной из крупнейших стран почти плачет – и от чего? От слов Эдварда Элрика, вечной малявки! О боги! – А теперь вы прячете от меня свои слёзы.
Спокойствие Эда убивало – мучительно, особо жестоко. Рой глубоко вздохнул и через плечо покосился на Эда. Тот, развалившись в своём кресле, пристально смотрел на него.
- Вы изменились, полковник, - повторил он. – Раньше вы не стыдились слёз. – Рой передёрнул плечами, но отвечать ничего не стал. Отвечать было сложно – особенно копии Хоэнхайма.
Особенно – копии Хоэнхайма, только что признавшейся, что его, Роя, любовь – да будь она проклята, растоптана и забыта навсегда – очевидна, и все его попытки скрыть своё ненужное – ни ему, ни тем более Хоэнхайму – чувство были совершенно напрасны.
- Жаль, - вздохнул Эд и поднялся с кресла. – Впрочем, я рад, что вы занимаете пост Фюрера. Я, понимаете, немного беспокоился – всё-таки, я в этом мире родился. - Эд улыбнулся Рою – почему-то по-отечески, отчего Рой резко отвернулся к окну – и взял свою шляпу со стола, куда аккуратно устроил её парой часов ранее. – Прощайте, полков… Фюрер. Я не буду скучать по вас; вы не скучайте по мне. – Рой заставил себя повернуть кресло так, чтобы видеть Эда. – Я возвращаюсь – навсегда.
- Туда? – только и сумел выдавить из себя Рой. Эд кивнул. – Почему?
- Прощайте, Фюрер. – Эд снова улыбнулся ему. Рой замер – перед ним снова стоял Хоэнхайм, живой и здоровый. И улыбался – только ему, только для него. Рой растерянно моргнул – видение исчезло. Эд надел шляпу и отправился к двери. – И не переживайте так, Фюрер. Я жил с этим пятнадцать лет.
- И возвращаешься? – Эд, замерший у двери, пожал плечами.
- Не хочу жить дальше – так. Прощайте. – Рой ничего не ответил. Эд ушёл – навсегда.

* * *

- Погиб. Пожертвовал собой – чтобы я смог вернуться. – Глаза Мустанга расширились, будто Эд сказал что-то из ряда вон выходящее. Но что поделаешь? Правда остаётся правдой – Хоэнхайм отдал свою жизнь за единственного человека, кто так и не смог его полюбить – по-настоящему. Так и не смог признать своим отцом. Уважал, ценил – всё это было. В общем-то, неплохо относился – но так и не простил.
- Тогда? – спросил Рой. Эд кивнул. Тогда – с войной, принеся смерть; тогда – перед сложнейшим выбором в жизни.
- Глупый поступок, - скривился Эд. Хоэнхайм вполне мог бы остаться живым, вернуться сейчас обратно – и не было бы сейчас этого отчаянного выражения у глаз сидящего перед ним Мустанга. - Мы вполне могли вернуться без каких бы то ни было жертв. Ему всегда не хватало терпения. И веры в людей – всё пытался решить сам. – Рой быстро отвёл взгляд, и Эд понял, что попал в больное место. Мустанг видит в нём Хоэнхайма: Эд не питал никаких иллюзий по поводу своей внешности и прекрасно понимал, что они с Хоэнхаймом похожи как две капли воды. - Хотите, я скажу, о чём вы думаете, Фюрер?
- Может, угадаешь – ты всегда был проницателен. – Ответ прозвучал безразлично, похоже было, что Фюреру на самом деле всё равно, что там будет гадать Эд.
- Я не собираюсь угадывать, - рассмеялся Эд. Зачем было угадывать, если он прекрасно понимал Фюрера? Он прекрасно помнил, как точно так же отводил взгляд при встрече с Хьюзом, и Грейс, и Гридом, и Уинри – в том мире. – Просто скажу – и всё. Озвучу ваши мысли. – Мустанг откинулся в кресле, поправил повязку на глазу – будто она сползла. Заинтересовался. - Вам страшно, Фюрер, потому что вы видите перед собой Хоэнхайма – и в то же время не его. Я прав? – Эд улыбнулся Мустангу. Той улыбкой, с которой он сообщал своим соперникам, что они проиграли, - там. Рой поёжился, и улыбка Эда исчезла. Неужели до сих пор Мустангу больно от этой любви к Хоэнхайму – после стольких лет? - Я прав, - безрадостно заключил он. - Вы изменились, полковник. – Мустанг никак не отреагировал на «полковника», и Эду это совсем не понравилось.
- Наполовину. Мне не страшно.
- Да, - кивнул Эд. - Вам не страшно. Вам омерзительно, и тошно, и плохо – потому что вы, как и все, любили Хоэнхайма, и он знал об этом, но ни на секунду не озаботился этим фактом – за всю свою жизнь. Вам тоскливо, и больно, и выть хочется, да при мне, вроде как, не положено – потому что Хоэнхайм умер, и вы это прекрасно знаете. – Рой резко развернул кресло к окну, явно не желая слушать его дальше, но Эд уже не мог остановиться. - А теперь вы прячете от меня свои слёзы. – Рой покосился на него, но ничего не сказал в ответ. - Вы изменились, полковник, - повторил Эд. - Раньше вы не стыдились слёз. – Мустанг снова ничего не ответил – второй раз на памяти Эда. Эд вспомнил своего не так давно погибшего приятеля, который никогда не отворачивал своего лица от друзей – как бы плохо ему ни было, и поморщился. Кажется, он теперь на всю жизнь обречён смотреть на знакомые лица чужих людей. - Жаль, - вздохнул Эд и поднялся с кресла. – Впрочем, я рад, что вы занимаете пост Фюрера. Я, понимаете, немного беспокоился – всё-таки, я в этом мире родился. - Эд улыбнулся Рою, тот снова отвернулся к окну. Эд пожал плечами и медленно взял свою шляпу. Судя по всему, пятнадцать лет – слишком много. Эд повертел шляпу в руке, сморщил нос, в котором предательски щипало. Неужели он уже чужой даже здесь? – Прощайте, полков… Фюрер. Я не буду скучать по вас; вы не скучайте по мне. – Рой повернулся обратно, Эд уставился на него в надежде увидеть некогда забавного полковника. Перед ним по-прежнему сидел его недавно погибший – там – друг. – Я возвращаюсь – навсегда.
- Туда? – спросил Мустанг. Эд кивнул – на слова не хватало ни сил, ни дыхания. – Почему?
- Прощайте, Фюрер, – повторил Эд, и через силу улыбнулся – Мустангу, и только ему – последний раз. Надел шляпу и отправился к двери. – И не переживайте так, Фюрер, - зачем-то добавил он, сипло из-за предательского комка в горле. – Я жил с этим пятнадцать лет.
- И возвращаешься?
- Не хочу жить дальше – так. – Эд, поняв, что он всё ещё стоит у двери и явно не собирается никуда уходить, быстро повернул ручку. Пусть Ал остаётся – с Уинри, а он уйдёт – потому что не хочет, не может снова – за знакомыми лицами не видеть родных и близких. – Прощайте.


Написано для Котодамы.

@темы: Fullmetal Alchemist, text

---

Обрывок #43. Текст.

"Романтика дружбы" по Hunter X Hunter. Иллюми Золдик Х Хисока.

Если друг вдруг думает иначе, ты пытаешься прийти к компромиссу.

* * *

Иллюми ни за что бы не признался, что он хоть чем-то похож на Хисоку. Хисока, впрочем, думал по-другому. И когда он в очередной раз сказал, что их с Иллюми объединяет очень и очень многое, старший отпрыск славного семейства Золдик не выдержал.
- Ну что многое-то? – вопросил он, не в силах справиться со своим то ли раздражением, то ли возмущением – Иллюми, плохо разбиравшийся в эмоциях, не мог определить точнее.. – Что многое? – Хисока рассмеялся, и Иллюми поморщился – его никогда не вдохновлял смех Хисоки. Более того, он иногда находил его отвратительным. Например, в данный конкретный момент.
- Прости, прости, - прохихикал Хисока, почувствовав, что Иллюми явно чем-то недоволен. – Просто ты так это сказал… - Хисока снова расхохотался.
- Как? – ехидно поинтересовался Иллюми.
- На ноте до, - отозвался его друг, прекращая, наконец, смеяться – почувствовал, что задыхается. – Первой октавы.
- Ну и что? – пробормотал Иллюми. – Других не знаю, уж извини.
- Меня это положительно восхищает. – Хисока дико заулыбался. – Ты даже не представляешь себе, как это сложно – говорить на одной ноте?
- Что сложного-то? – пробурчал в ответ Иллюми, чувствуя, как неотвратимо теряется смысл разговора. Он раздосадованно замолчал, а ухмыляющийся Хисока принялся за карты.
- Крутизна, Иллюми, - сказал он после долгой паузы, порушив только что построенный карточный домик. – Мы с тобой оба круты до безобразия. Это и есть то многое, что нас объединяет.
Иллюми только обиженно фыркнул в ответ.

* * *

Если друг вдруг болеет, ты пытаешься ему помочь.

* * *

Камень, ножницы, комки бумаги… Иллюми легко увернулся, и Хисока недовольно фыркнул. Подобрав с пола белый комочек, Иллюми поморщился.
- Ну носовыми платками-то зачем? – Хисока поплотнее завернулся в пуховое одеяло, любезно утащенное лучшим другом с ближайшего базарчика, и шумно шмыгнул носом. – Я понимаю, ты не хочешь лечиться, но, Хисока, ты ж сам виноват, что заболел. Вот кто тебя просил шляться трое суток под дождём?
- Асстань, - прогундосил Хисока, злобно косясь на старшего из сыновей Золдик. – Сам вынздагавью. – Иллюми, борясь с хихиканьем – что такое, несколько лет не смеялся, а тут нашло? – снова достал из кармана капли в нос. – Удди!
- Лучше не сопротивляйся, - предупредил Иллюми, бочком пробираясь к кровати Хисоки. – Я всё равно тебя полечу, и будет лучше, если комната не окажется устряпанной по самое не хочу.
- Нда уш, ганзговончивы ты стау.
- Для тебя – ничего не жалко, - уверил его Иллюми, внимательно смотря на руки Хисоки – не кинет ли ещё чем? Пару раз он таки не успел увернуться – Хисока был чертовски изобретателен на атаки, каждый раз придумывал что-то новенькое, - и каждое из попаданий было весьма болезненным. Хотя шумно дышащий через рот Хисока, который едва мог сфокусировать взгляд, казался далеко не таким опасным, как обычно. – Ты, главное, не переживай. Они эвкалиптовые, вкусные.
- Вкусные, вкусные! – взвился Хисока, и Иллюми с удивлением обнаружил, что его полуумирающий от простуды друг может не только нормально говорить, но и резво прыгать – из одного угла комнаты, где стояла кровать, в противоположный. – Уже и посимулировать нельзя спокойно!

* * *

Если друг вдруг находит третьего, ты принимаешь его решение.

* * *

- Я, кажется, говорил тебе, Иллюми? – Высокий голос Хисоки звучал ласково, почти нежно, но Иллюми не мог не понять – Хисока чертовски зол. Злее, чем когда бы то ни было за время их недолгого знакомства. – Не стоит трогать этого мальчика. – Иллюми пожал плечами и повернулся к Хисоке спиной.
- Ты не можешь приказать мне, Хисока. Нет, если ты попросишь, я, может быть, и согла… - Жажда убийства ударила ему в спину горячей волной – Хисока явно не хотел сдерживать свои эмоции. Старший из сыновей Золдик незаметно улыбнулся. – А может и не соглашусь.
- Если ты сломаешь его раньше меня, я убью тебя, - пропел Хисока. Иллюми рассмеялся – негромко, но весьма отчетливо.
- Если сможешь, не так ли? – Развернувшись, он уставился на Хисоку. – Ты все еще слабее меня.
- Проверим? – Хисока выглядел совершенно невинным, и Иллюми первый раз в жизни засомневался в собственных силах. – Если ты сможешь ударить меня, я оставлю тебя в покое – делай что хочешь. Не буду тебе мешать.
- А если не смогу? – поинтересовался Иллюми.
- Тогда я не оставлю тебя в покое! – жизнерадостно известил его Хисока.
- Придурок, - зло ответил Иллюми и исчез. Хисока рассмеялся и вернулся к своим карточным домикам. Можно было не сомневаться – Иллюми и пальцем Гона не тронет.

* * *

Если друг вдруг признаётся в любви, ты...

* * *

- Иллюми, я тебя люблю, - известил Хисока своего друга одним ранним летним утром. Иллюми, потянувшись и запахнув рубашку – одежда Хисоки была ему великовата и всё время норовила свалиться с него, – кивнул.
- Ага, я тебя тоже. До потери пульса. – Тон Иллюми прозвучал донельзя серьёзно. Серьёзнее, чем обычно.
- Чьего? – уточнил Хисока. Переглянувшись, оба коротко и совсем не романтично хихикнули. А потом рассмеялись в голос. Посетители прачечной недовольно взглянули на них – больно неуютно стало от этого смеха.
- Не моего. – Иллюми посмотрел на машинку перед ними: казалось, одежда почти достиралась. Вот сейчас её подсушат…
- Хреновые из нас романтики, - заключил Хисока. Иллюми кивнул.
- Это точно.


Написано для Орлёнка ЭДа.

@темы: text, Hunter X Hunter

---

Обрывок #42. Текст.

"Любовь - это замечательно". Гон по мотивам стокеровского Дракулы. Пафос, флафф, бред.

Резкий орлиный профиль, тонко очерченный нос; высокий лоб, тяжелая грива черных волос, чуть седых на висках; благородно бледное лицо с еле заметным румянцем на щеках. Господин Дракула, загадочный и прекрасный, граф далёкой Трансильвании.
Элизабет Харпер во все глаза смотрела на него, когда мать незаметно одернула ее.
- Милая, - прошептала она еле слышно, - это, в конце концов, неприлично. – Элизабет залилась краской, а Дракула, вежливо прервав своего собеседника, с приятнейшей улыбкой повернулся к ним.
- Ну что вы, миссис Харпер. В конце концов, мне это так льстит. – Элизабет покраснела еще сильнее. Ее мать смущенно улыбнулась графу.
- Вы так редко бываете у нас. – Дракула рассмеялся, и Элизабет против воли снова засмотрелась на него. Графу было едва ли меньше сорока – старик, явно не пара ей, семнадцатилетней. Но выглядел он лучше всех ее знакомых юношей – этого Элизабет не могла не признать. Вздохнув, она с трудом отвела от него взгляд. Что за странное томление в груди? Что за непрошеная краска на щеках?
- Конечно, миссис Харпер, я с удовольствием приму ваше приглашение. Если мисс Харпер не против. – Элизабет немедленно очнулась от своей задумчивости.
- Нет-нет, мистер Дракула, что вы! – воскликнула она. – Конечно же, я только рада буду видеть вас!
Граф любезно изъявил свою благодарность и поспешил откланяться: у него была назначена встреча с мистером Стингли, и, конечно же, ему не хотелось на нее опаздывать, даже из-за столь прелестных дам. Элизабет и ее мать уверили его, что они ни в коем случае не хотят стать причиной постыдного опоздания и, взяв с Дракулы обещание непременно навестить их следующим вечером, попрощались.
- Мистер Дракула так любезен, он принимает наше приглашение уже третий раз. – Сияющая Элизабет повернулась к матери, весь ее вид выражал ту радость, что пришла к ней от согласия Дракулы скрасить обычно скучный вечер в их семействе. – Думаю, Эдуард, Милли и Китти будут рады снова видеть его. – Вдова Харпер рассмеялась – неуместная радость Элизабет ее явно забавила.
- Дорогая, не стоит приписывать другим свои чувства. Эдуарду он нисколько неинтересен, Китти, насколько я знаю, до сих пор побаивается мистера Дракулу, а Милли настолько погружена в свои книги, что вряд ли заметит его. – Элизабет вспыхнула.
- Мне все же кажется, что Милли не настолько увлечена книгами, чтобы не заметить мистера Дракулу. Он, знаешь ли, заметный мужчина.
- Для тебя, кажется, чересчур заметный, Элизабет, - поддела миссис Харпер свою дочь. – Говорят, годовой доход у него больше, чем десять тысяч фунтов.
- Мама! – смущенно воскликнула Элизабет, и та весело рассмеялась.
- Вот увидишь, дорогая, ни Китти, ни Милли не обрадуются этой новости. Нет, они будут безукоризненно вежливы с мистером Дракулой – как и в прошлые разы, но ни у одной из них не будет и капли радости во взгляде.
- Ты так говоришь, будто я влюблена в него. – Миссис Харпер жизнерадостно рассмеялась.
- Так и есть, дорогая моя Элизабет! Поверь уж моим словам!
- Матушка, мне по-прежнему кажется, что признание очевидной красоты вовсе не должно быть любовью. – Элизабет, в какой-то степени упрямая и своевольная, решила стоять на своем до конца. Она – и влюблена в Дракулу? Никогда.
Нет, она не могла сказать, что граф ей и вовсе несимпатичен – о, этот профиль! – но признать за этим невинным интересом к природной красоте какое-то глубокое чувство Элизабет никак не хотела. Все-таки граф слишком стар для нее, а по убеждениям юной мисс Харпер любовь к мужчине, намного старшему, лишь унижала девушку, подчеркивая ее неспособность влюбить в себя молодых и достойных юношей.
Кроме того, Элизабет льстило, что только она из детей Харпер сумела рассмотреть эту красоту. Ни Милли, ни Китти не согласились с ней, когда она завела разговор об этом: обе нашли графа несколько привлекательным, но не более того. Милли не нравились его кустистые брови, Китти его попросту побаивалась, а Эдуард находил его акцент отвратительным. Их матушка, посмеиваясь, сказала было, что глаза влюбленной изъянов не видят, но когда Элизабет возразила, что находит свое суждение о графе весьма объективным, мисси Харпер ничего не сказала в ответ, сразу перевела разговор на другую тему.
Но стоять на своем оказалось неожиданно сложно, когда мать снова оказалась права: никто из детей, кроме Элизабет, не выказал ни одного признака радости при столь, казалось бы, приятной новости. Эдуард, отложив газету в сторону, угрюмо поинтересовался, обязательно ли ему присутствовать на этом ужине, и был, очевидно, не рад утвердительному ответу.
- Неужели мистеру Дракуле столь необходимо мое присутствие? – спросил он, снова разворачивая газету. Миссис Харпер рассмеялась и похлопала своего старшего сына по плечу.
- Эдуард, пожалуйста, не упрямься. Ты же понимаешь, графу будет скучно в женском обществе. – Эдуард только пожал плечами.
- В обществе столь прекрасных и образованных женщин ни одному мужчине скучно быть не может.
- Ты льстишь нам, милый, - смеясь, проговорила миссис Харпер.
- Отнюдь. – И Эдуард снова углубился в изучение газеты.
- Матушка, - робко начала Китти, внимательно слушавшая разговор Эдуарда и миссис Харпер. – Я бы хотела проведать завтра мисс Стоун – говорят, она уже принимает гостей. И, раз уж я буду в тех краях, хотела бы заглянуть к Биллу… но…
- Ничего страшного, милая, - отозвалась миссис Харпер. – Я передам мистеру Дракуле твои соболезнования, что ты не можешь увидеть его сегодняшним вечером. А ты передашь Биллу наши извинения, что мы не смогли навестить его вместе с тобой. – Китти просияла, не сумев скрыть свое облегчение. Элизабет нахмурилась.
- Все-таки я не понимаю, почему вы так плохо относитесь к бедному графу.
- Бедному? – пробурчал Эдуард из-за газеты. – Отнюдь, Лиззи. У него годовой доход в разы превышает наш, а я бы и нас бедными не назвал.
- Да не в этом дело! – горячо воскликнула Элизабет, и Эдуард негромко хмыкнул.
- А ты зря не придаешь таким вещам значения, милая сестрица. В жизни важна не только внешность, особенно в совместной. – Он опустил газету и поверх нее посмотрел на сестру. – Ты, кажется, смущена? Это значит намного больше, чем все твои заверения, будто ты просто любуешься красотой уважаемого графа. Видимо, твои чувства – нечто большее, чем просто радость ценителя. – Элизабет покраснела еще сильнее. – Не понимаю, зачем ты так усердно скрываешься от самой себя. Все-таки любовь – это замечательно.
- Ты рассуждаешь так, будто познал все прелести любви, Эдуард, - вмешалась в разговор Китти. Эдуард негромко рассмеялся.
- Конечно, у меня ведь скоро свадьба. Мы с мисс Стингли давно уже признали свои чувства.
Милли захлопнула книгу, которую увлеченно читала весь вечер.
- Боюсь, я вас покину, - как всегда тихо сказала она.
- Ты здорова, милая моя? – немедленно обеспокоилась миссис Харпер. – Ты выглядишь бледной.
- Нет-нет, все в порядке, - улыбнулась ей Милли. – Немного болит голова, но это, наверное, оттого, что я сегодня много читала.
- Отправляйся спать, - посоветовал ей Эдуард, - и постарайся хорошенько отдохнуть, чтобы быть завтра полной сил. Иначе визит графа Дракулы придется отменить, а Элизабет этого не переживет.
- Эдуард! – возмутилась Элизабет.
- Не волнуйтесь, завтра я буду в полном порядке, - успокоила всех тихая Милли и ушла к себе. Эдуард поднялся с кресла.
- Я, пожалуй, тоже покину вас. Прогуляюсь немного.
- Мистер Харпер! – Эдуард удивленно посмотрел на вошедшего мужчину. – Мисс Стингли… мисс Стингли…
- Что с ней? – Рука Эдуарда, лежавшая на спинке кресла, сжалась в кулак, сам Эдуард ужасно побледнел. – Мистер, что случилось?
- Никто не знает. – Незнакомец явно нервничал. - Но она при смерти. Приказала позвать вас.
Элизабет впервые видела старшего брата таким растерянным и напуганным. Глаза Эдуарда, широко открытые, выглядели абсолютно беззащитными, а подрагивающие губы выдавали его отчаяние. Он с трудом разжал кулаки, пальцы его чуть заметно дрожали.
- При смерти? Что за чушь?
- С утра ей нездоровилось, к обеду стало совсем плохо. Мистер Харпер, пожалуйста. Мисс Стингли очень просила привезти вас.
- Да, да… конечно, - пробормотал Эдуард. – Мама, я, наверное, не успею вернуться завтра к вечеру…
- О чем ты, Эдуард? – Миссис Харпер выглядела ужасно: неожиданная новость явно выбила ее из колеи. – Бедная, бедная мисс Стингли…
Элизабет испуганно смотрела то на плачущую миссис Харпер, то на Китти, перепуганную не меньше ее самой. В гостиной повисла жуткая, ничем не прерываемая тишина.
- Это ужасно, - наконец, сказала Элизабет, не в силах больше терпеть. Китти часто закивала, вытирая слезы.
- Ужаснее всего то, что мы ничего не можем сделать, никак не можем поддержать мисс Стингли, верно?
- Да, - тихо ответила Элизабет. – Мы можем только молиться.
- Боюсь, вечер на сегодня закончен, девочки. – Миссис Харпер поднялась с кресла. Элизабет и Китти тоже встали и, пожелав спокойной ночи, отправились по своим комнатам.
На следующее утро отдохнувшей выглядела лишь Милли, которой повезло не услышать ужасную новость вчерашнего вечера. Элизабет, Китти и миссис Харпер выглядели уставшими – бессонная ночь никому не пошла на пользу.
- Что-то случилось? – встревожилась Милли, видя, как измотана вся её семья. Миссис Харпер, так и не решившая, стоит ли говорить Милли о болезни мисс Стингли, попросту не знала, что сказать. Спасла положение доставленная записка от Эдуарда, где он уверял всех, что жизнь мисс Стингли теперь вне опасности, благодаря чудесному доктору, и с сожалением извещал их, что к ужину вернуться никак не сможет. Милли, наблюдавшая за тем, как миссис Харпер читает записку, была немало удивлена ее слезами.
- Это от Эдуарда, - объясняла ей миссис Харпер чуть позже, немного успокоившись. – Пишет, что мисс Стингли в порядке: вчера, как раз после того, как ты ушла к себе, он уехал к ней – говорили, что она умирает. Такое облегчение, не так ли? – обратилась миссис Харпер к Элизабет. – Я рада; наши молитвы спасли ее.
- Положим, спас ее этот расчудесный врач, о котором пишет Эдуард, - мягко возразила Элизабет. – Но, я уверена, без наших молитв дело не обошлось.
- Я так рада, что все обошлось, - вздохнула Китти и поднялась из-за стола. – Тогда я, пожалуй, удалюсь.
- Ах да, - вспомнила миссис Харпер, - ты же собиралась навестить мисс Стоун, не так ли? – Китти кивнула и, уверив матушку, что не будет утруждать все еще слабую после болезни мисс Стоун чересчур долгим визитом, вышла из столовой. Милли, закончив завтрак, тут же отправилась в библиотеку, в душе радуясь отсутствию Эдуарда, для которого ее страсть к чтению была предметом постоянных насмешек. Элизабет и миссис Харпер, распорядившись по поводу ужина, поднялись к себе – обе хотели немного отдохнуть перед визитом графа.
Лишь вечером, когда уже совсем стемнело, и в небе появилась яркая летняя луна, они собрались вместе – к визиту графа Дракулы. Не было лишь Эдуарда: как они поняли из его записки, мисс Стингли ни за что не хотела отпускать его. Это послужило поводом для искренних извинений перед графом, который, как и боялась миссис Харпер, остался один в женском обществе.
- Ну что вы, миссис Харпер, - рассмеялся граф, только услышав, в чем причина соболезнований миссис Харпер. – Разве может скучать хоть кто-то, будучи окруженным столь прекрасными дамами?
- Вы льстите нам, мистер Дракула, - улыбнулась ему Элизабет.
- Отнюдь, - отозвался мистер Дракула, поворачиваясь к Элизабет. – На самом деле, мисс Харпер, я никогда не встречал никого прелестнее вас. – Элизабет смутилась.
- Что вы…
- Более того, я могу сказать, что с первого взгляда полюбил вас... Элизабет Харпер. – Дракула легко поднялся со своего кресла и направился к Элизабет.
Казалось бы, что должна испытывать юная девушка, услышавшая признание в любви? Смущение, радость? Должно быть, она может быть польщена вниманием видного мужчины, или немало удивлена – если заветные слова прозвучали совершенно неожиданно.
Элизабет, вскочив со своего места, попятилась: её охватил непонятный и от этого еще более сильный страх. Дракула улыбнулся, и Элизабет испугалась еще сильнее.
- Граф… - только и смогла прошептать она. – Что… вы… - Он неожиданно оказался рядом и заключил ее в свои объятия. – Прекратите! – Поймав его взгляд, Элизабет не могла не сдержать удивленного вскрика: глаза графа стали красными.
- Я полюбил вас в тот самый визит вежливости, когда вы со своей матушкой проведали меня в моем новом жилье. И с тех пор… я любил вас. Достаточно сильно, чтобы захотеть сделать своей женой. – Элизабет закричала и забилась в руках Дракулы. – Вы не хотите? – улыбнулся тот. – Что же, тем хуже для вас. – Ладонь графа легла на лицо Элизабет, он повернул ее голову, открывая шею для поцелуя. Элизабет вскрикнула, когда он укусил ее. – Что же вы? – насмешливо спросил Дракула пару мгновений спустя, нежно целуя место укуса. – Не сопротивляетесь, не пытаетесь убежать?
- Убежать… - повторила Элизабет, полными слез глазами смотря, как ее мать безучастно продолжает вязание, а Милли спокойно читает книгу.
- Они не помогут вам, - прошептал Дракула, подхватывая Элизабет на руки. – Бедная Милли, бедная вдова Харпер – они полностью в моей власти. Бедная мисс Стингли, у смертного одра которой так безутешно рыдает ваш старший брат. – Дракула расстегнул рубашку, обнажая белую кожу, и с силой провел длинными ногтями по коже. Прижав лицо плачущей Элизабет к открытой ране на своей груди, граф с нескрываемым удовольствием смотрел, как она, против своей воли, пьет его кровь. – Вы теперь в моей власти, мисс Харпер, - прошептал он, поцеловав ее окровавленные губы. – Прекрасный цветок – только мой.
- Элизабет! – в комнату ворвался Эдуард и замер, пораженный открывшейся ему картиной.
- Поздно, мистер Харпер! - оскалился Дракула. – Очень поздно! – В его красных глазах горело торжество. - Элизабет… - мягко обратился он к ней, - не будете ли вы столь любезны и не убьете ли своего брата, пока он не успел оскорбить меня? – Элизабет, едва ли успевшая понять, что она делает, шагнула к Эдуарду…
Она не помнила, что произошло потом, но на следующее утро Дракула – прекрасный граф далекой Трансильвании – рассказал ей, что она сделала с Эдуардом, мягко поглаживая бедро Элизабет – своей первой жены. Видя ее отчаяние, Дракула прижал Элизабет к себе и рассказал, что будет с ними дальше – когда они вернутся в его замок.
Расстройство Элизабет несколько поутихло от рассказов Дракулы, а когда муж коснулся губами нежной кожи ее шеи, оно и вовсе прошло. Она прижалась к графу и улыбнулась ему. В конце концов, разве он не любимый ей? Разве не полюбила она его с первого взгляда – в тот самый визит вежливости, о котором упоминал граф?
Нельзя таить чувства, верно? Ведь любовь – это замечательно.


Написано для Kordy Black.

@темы: text, Dracula

---

Обрывок #41. Текст.

"Если ты счастлив..." по Fullmetal Alchemist. Элрикцест.

- Я женюсь. – Эд не выглядел удивленным этой прекрасной новостью, и Ал позволил себе улыбнуться порадостнее. – На Уинри. Правда, замечательно, что мы ее нашли? – Эд не ответил: отвернувшись, он изучал вырезки из газет на стене. – Братишка? – Улыбка Ала погасла, теперь он грустно смотрел на спину Эда. – Ты не рад?
- Отчего же? Если ты будешь счастлив, мне этого достаточно. – Эд засунул руки в карманы брюк и ссутулился. К Алу он так и не повернулся. – Я… тоже буду счастлив.
- По-моему, тебе не нравится Уинри… верно? – Эд пожал плечами и повернулся к младшему брату.
- Уинри – очень. Нравится, и будет нравиться. – Ал просиял.
- Это замечательно! А то я…
- Наша Уинри, Ал. Это – совсем другая женщина. – Ал умолк. Пожалуй, впервые он видел в глазах Эда такую тоску. Гнев, ревность, похоть – все это он видел, случайно встречая взгляд брата. Ха, да он видел гордость собой – у Эда-то! Не говоря уже об отчаянии, любви и боли… Но уныние, откровенную тоску – первый раз.
И откуда она взялась у Эда, Ал понять не мог. В конце концов, не Эд ли говорил, что мир за вратами стал и их миром тоже? Не Эд ли рассуждал о их связи с этим миром? В конце концов, не он ли раз за разом пытался спасти – и спасал – этот мир от катаклизмов человеческой глупости?
- А по-моему, они очень похожи. – Эд поскреб заросшую щеку – неужели снова бриться? – и убрал непослушную челку за ухо.
- Внешне – да. – Ал нахмурился.
- Ты то ли завидуешь мне, что Уинри теперь моя невеста, то ли… то ли… - Эд провел ладонью по щекам. Можно и повременить, конечно… - То ли… завидуешь Уинри, что я достался ей. – Ладонь Эда остановилась. Ал, все еще полный решимости, упрямо смотрел на него.
- Кто знает? – Эд снова отвернулся к газетным вырезкам. – В любом случае, я за тебя рад. То, что ты счастлив… мне этого достаточно.
- Замечательно! – Ал прекрасно понимал, что Эд до сих пор против его свадьбы, но ничего делать с этим не собирался. В конце концов, это его выбор… - Свадьба в ноябре.
- Обязательно. Не забудь напомнить, где. – Ал, налетев на Эда, смачно чмокнул его в шею – в качестве примирения – и рванул к двери.
- Я напишу! – Эд покивал, потирая ладонью шею – куда поцеловал его Ал. Мрачно посмотрел на вырезки перед собой, сорвал первую попавшуюся.
- Мне на самом деле достаточно того, что Ал счастлив, - пробормотал он. – Правда…

Иногда, чтобы поверить в то или иное, нам нужно долго и упорно убеждать себя в верности этого факта. Мы повторяем раз за разом, как мантру, во что хотим поверить. Иногда это помогает.
Иногда – нет.

- Не знаю, Элрик-сан. Мне все еще кажется, что вы не слишком-то меня жалуете. – Уинри выглядела смущенной. Эд, рассматривавший свои газетные вырезки, пожал плечами.
- Видите ли, Рокбелл-сан…
- Элрик, - пробомотала Уинри. – Я теперь Элрик…
- Рокбелл-сан, - упрямо повторил Эд, - я еще не свыкся с тем, что Ал теперь живет вашей жизнью. – Он повернулся к девушке и теперь внимательно смотрел на нее. – Все-таки всю мою жизнь он был рядом. Но… – Эд и Уинри смотрели друг другу в глаза, и ни одному из них не нравился взгляд другого. - …если Ал счастлив, мне этого достаточно. – Стало тихо.
- Знаете, Элрик-сан, это называют ревностью. – Первой нарушила тишину Уинри. – И я еще бы поняла, если бы вы ревновали ко мне брата. А то больше это похоже на ревность любовника.
- Что за инсинуации, Рокбелл-сан? – Эд никогда не чувствовал себя так... неуютно. Не умевший скрывать эмоции, он выглядел взбешенным.
Собственно, так оно и было.
- Влюблены в своего брата? – ядовито поинтересовалась Уинри. – Настолько, что жить без него не можете? – Эд побелел от ярости.
- Уходите, - выдавил он, указывая забинтованной рукой на дверь. – Выметайтесь из моего дома, Рокбелл. И чтобы я никогда вас не видел.
- Где же хваленая японская вежливость? – усмехнулась Уинри, подходя к двери.
- Это я у вас должен спросить, - прошипел Эд, сжимая кулаки. – Вы знаете, что мы с Алом не японцы. Вообще не из этого мира, если что. – Уинри рассмеялась.
- Ал рассказывал мне ту занятную сказку. Вы о ней? – Эд замер.
- Сказку?!
- Ну да. Сказку. О мире алхимиков, о том, как долго вы искупали свои грехи, как путешествовали вместе. Как попали в этот мир. – Эда ощутимо трясло. То ли от гнева, то ли от подкатывающих к горлу рыданий. – Вы это придумали, когда были маленькими, верно? – Эд с отчаянием смотрел на нее, чувствуя, как его мир распадается на части.
- Элрик-сан! – Уинри, мигом забыв об обиде, подбежала к упавшему на пол Эду. – Элрик-сан!
- Уходите, Рокбелл-сан. – Эд, неуклюже повернувшись, сел на полу, закрывая лицо руками. – Уходите… пожалуйста, - глухо попросил он. – Я прошу вас.
- Извините. Извините, Элрик-сан… - Она вышла из его квартиры. Замок громко щелкнул, когда она захлопнула дверь. После щелчка в комнате послышались сдавленные рыдания – Уинри была в этом уверена. Будто Эд едва сдерживал их, дожидаясь, пока она уйдет. Не хотел плакать при ней.

Иногда нам кажется, что мы знаем самую что ни на есть правду о наших близких. Иногда нам кажется, что мы знаем их лучше их самих. Редко когда это и в самом деле так. Чаще всего мы заблуждаемся.
Иногда это очень сильно ранит. Не нас, так близких.

- А помнишь, как ты прогнал Уинри? – Эд безучастно кивнул. – Как раз тогда, когда вернулся из Вьетнама?
- Да, было дело. – Ал натянуто улыбнулся. После того сердечного приступа Эд казалось, так и не оправился. По меньшей мере, шутить он стал намного реже – хотя куда уж реже? – да и разговаривать особо не любил. Даже если он и вступал в разговор, Ала не покидало ощущение, что Эд делает это только из вежливости: настолько непривычно – неэмоционально, бесцветно, монотонно – звучал его голос. – Кстати, где она сейчас?
- С Анной у врача. Она делает УЗИ. Мне хотелось бы, чтобы у нее была девочка. Все-таки двое внуков у нас уже есть. Хотелось бы внучку. – Улыбка Ала стала намного искреннее. – Уинри говорит, что старший похож на тебя. Неудивительно – мы же братья.
- Да, - эхом отозвался Эд. – Братья. И если ты счастлив, мне этого достаточно.
- Ты всегда так говоришь, братик. Но… - Эд поднял голову и уставился на Ала. Тот смущенно смотрел в золотые глаза старшего брата. - …мне кажется, ты был бы счастливее, если бы так не думал. – Эд умехнулся.
- Кто знает. – Он начал раскачиваться в своем любимом кресле. Ал пристально смотрел на него.
- Ты все еще не хочешь видеть их. – Кресло жалобно заскрипело, Эд тяжело вздохнул.
- Не хочу. Я боюсь, Ал.
- Чего? – Ал был искренне удивлен. – Боже мой, Эд, ты прошел через войны, пережил столько смертей, даже свою собсственную, - и ничего. А двух младенцев боишься?
- Спасибо, что напомнил, - пробурчал Эд. – Будь уверен, Ал, я не зря боюсь смотреть на них. Они вызовут воспоминания. А я так хочу вернуть нашу прежнюю жизнь. – Ал помрачнел.
- Мы уже договорились, Эд. Не мечтать о возвращении. Цена слишком высока. – Эд не иначе как нашел что-то безумно интересное в ручке кресла - так пристально уставился на нее.
- Я помню, Ал. Мы оба знаем: домой вернуться невозможно. Но я не могу не мечтать об этом.
Со стены с шелестом упал газетный листок. Стукнула об пол вылетевшая кнопка. Эд апатично взглянул на нее.
- Я хотел бы, чтобы мы просто жили в Ризенпуле. И никакой Рокбелл-сан.
- Но почему? – вспылил Ал. – Она замечательная! – Эд потерянно смотрел на свой протез. – В конце концов, я счастлив с ней!
- Если ты счастлив, мне этого достаточно. - Ал внимательно смотрел на него.
- Это не ответ.
- Наверное… наверное, я и в самом деле слишком сильно люблю тебя, Ал. – Эд протянул руку через стол и дотронулся до щеки брата. – Я не хочу тебя ни с кем делить. Ты – мой.

Иногда мы знаем лишь малую часть того, что гложет наших близких. Иногда – не знаем и ее. Это не мешает нам чувствовать себя причастными к жизни других людей. И когда мы узнаем, что мучит близких нам, мы понимаем, как были жестоки в своей слепоте.
Но как же редко мы об этом сожалеем.

- Дедушка, дедушка, с днем рождения! – Эд медленно отложил старую фотографию и тяжело поднялся с кресла. – С днем рождения! – Уже третий год внуки поздравляли его с днем рождения. Уже пятый он не виделся с Алом.
Иногда ему казалось, что он до сих пор чувствует пощечину на своем лице.
Иногда ему снилась их последняя встреча - и эти сны пугали больше, чем кошмары о прошлой жизни.
– С днем рождения, дедуля!


Написано для Satsuki.

@темы: Fullmetal Alchemist, text

---

Обрывок #40. Текст.

"Семейные тайны" по Hunter X Hunter. О Золдиках.

Семья Золдик никогда не скрывала, что все ее члены – наемные убийцы высочайшего класса. Точно так же она не скрывала своего местоположения и своих намерений. Возможно, поэтому столкнувшиеся с Золдиками и оставшиеся после этого в живых верили, что Золдики вообще не слишком-то скрытны – в силу то ли самоуверенности, характерной для всего семейства, то ли странного воспитания.
В чем-то эти люди были правы: Золдики и в самом деле слишком беспечно относились к своим личным тайнам, чтобы долго и упорно хранить их. Но совершенно другим делом становились тайны семейные: сор из избы выносить никто не любил.
Поэтому когда Киллуа Золдик неожиданно исчез после смерти Гона Фрикса, быстрее всего развеялись предположения, что один из известнейших Охотников просто-напросто вернулся домой. Семья не подтвердила эти слухи: а с чего бы не скрытным и в общем-то дружелюбным Золдикам скрывать возвращение своего сына? Тем более что Киллуа разыскивался не за какие-то свои прегрешения. Скорее из всеобщего любопытства: интересно-интересно, что думает Охотник по поводу смерти своего лучшего друга?
Киллуа и в самом деле был дома. Распятый на цепях, под напряжением в тысячи вольт, он безразлично смотрел перед собой, едва ли замечая, какой прекрасный вид открывается из окна его комнаты на склон известной горы. Иногда к нему заходил Сильва, иногда – Иллюми: посмотреть, не приобрел ли взгляд Киллуа осмысленности, не вернулся ли наследник Золдиков из мира своих снов?
Сильве визиты давались особенно тяжело: если для Иллюми Киллуа был забавным младшим братишкой, то для него – любимым сыном. Это не значило, что он не любил остальных сыновей. Просто Киллуа был особенным. Своим любопытным взглядом, задорным блеском в зеленых глазах и открытой улыбкой. И для Сильвы, приходившему к Киллуа, осунувшийся и израненный юноша с пустым взглядом был, пожалуй, худшим кошмаром. Иллюми же находил, что повзрослевший Киллуа слишком похож на него самого. И ему это не слишком-то нравилось.
Мать и двое братьев о возвращении Киллуа попросту не знали; Зено редко наведывался к младшему внуку: говорил, что слишком стар – видеть такое. За пять лет, что Киллуа провел в своих цепях, Зено видел его едва ли больше трех раз.

Все изменилось одной особенно жаркой осенью, в пятую годовщину возвращения Киллуа и пятнадцатую – отсутствия Каруто.
Сильва, изнывающий от жары, плелся к дому. Плелся на своих двоих, раненый – почему жертвы сопротивляются? – и безбожно усталый – почему жертвы убегают?
- Чертовы деньги того не стоили, - проворчал он, неторопливо шагая по лесной тропинке.
- Может, и так. Но ты выглядишь довольным, – донеслось откуда-то сверху. Сильва усмехнулся и развел руками.
- Это не делает деньги, которые мне заплатили за работу, ценнее, Иллюми. – Старший сын Золдиков спрыгнул с дерева и зашагал рядом с отцом.
- Киллуа очнулся.
- Что? – Иллюми отвел взгляд в сторону: не понравилась ему эта детская надежда на лучшее в глазах отца. Ему вообще не особо нравилась надежда, столь упорно светящаяся в глазах людей, но особенно нелепой она выглядела в вертикальных зрачках Сильвы. – Очнулся?
- Да, да, - пробормотал Иллюми. – Сказал, что хочет видеть тебя. И что он убил брата.
- Убил брата? – нахмурился Сильва. – Что за чушь? – Иллюми только пожал плечами.
- Кто его знает? Сошел с ума и бредит, наверное… Пять лет на электрическом стуле…
- …для него не проблема, - закончил Сильва фразу. – И ты это знаешь. – Иллюми пожал плечами.
- Я не хотел бы, чтобы то, что Киллуа убил Каруто, оказалось правдой.
- Так слухи о смерти Каруто подтвердились? – Сильва и Иллюми вышли из леса: до главного входа в особняк оставалось меньше двухсот метров по залитой солнцем лужайке.
- Если Киллуа говорит правду, то он мог убить только Каруто.
- Было бы жаль, если это и в самом деле так. Но я все-таки надеюсь, что он говорит о Фриксе. Вполне вероятно, что они успели побрататься: десять лет совместных странствий и крепкой дружбы – не шутка. – Сильва, поняв, что он сказал, рассмеялся: собственные рассуждения о многолетней дружбе и совместных странствиях его немало позабавили. В конце концов, он же почти ничего не знал об этом…
- Надеюсь, что это так, - тихо сказал Иллюми. Сильва настороженно посмотрел на него. – Вот только… - окончание фразы Сильва не услышал – Иллюми умолк – и уточнять не стал: не хотел лезть в личную жизнь сына. Все-таки совсем уже взрослый мальчик…

В ненормально большой столовой они ужинали втроем: Сильва, Иллюми и Киллуа, - глубокой ночью, когда все остальные члены семейства уже спали. Впрочем, не столько ужинали, сколько слушали рассказ Киллуа.
- Через восемь лет мы решили, что можем сражаться с Гэнэй Рёдан на равных. – Сильва, и так невеселый, заметно помрачнел. Разве он не предупреждал своих сыновей: никогда не связываться с Гэнэй Рёдан? Если бы в рассказе Киллуа хоть как-то фигурировали деньги, назначенные за головы всемирно известных воров, Сильва с легкостью принял бы тот факт, что его предостережения в глазах Киллуа менее ценны, чем миллиарды зени. Но его любимый сын, мрачно уставившись на свое отражение в полированной столешнице, говорил не о деньгах. О кампании Курапики, развернутой против Рёдан, о его гибели, о жажде мести Леорио, о своих попытках спасти подающего надежды доктора – он много чего упоминал в своем рассказе, но Сильва попросту не мог признать, что друзья с их детской наивностью и непроходимым идиотизмом значат для Киллуа больше, чем собственный отец.
Киллуа, не выдержав взгляда своего отражения, закрыл глаза и, облокотившись на стол, закрыл лицо ладонями. – Мы с Гоном выследили и убили Куроро, потом – Фэйтана и Хисоку. – Иллюми, обычно бесстрастный или выглядящий таковым, закрыл глаза и отчетливо всхлипнул. Пару минут он еще сидел в столовой, явно пытаясь слушать рассказ Киллуа, но когда речь снова зашла о Хисоке, Иллюми резко поднялся со своего места и вышел, ничего не сказав.
Сильва различил едва слышимый смешок со стороны Киллуа.
- Иллюми кажется тебе настолько смешным? – прямо спросил он. Киллуа убрал ладони от лица и покачал головой.
- Нет, отец. Это скорее грустно. Но я ничем не могу ему помочь – Хисока мертв. Я своими руками убил его, точно так же, как Гон убил Куроро. Точно так же, как Каруто убил Гона.
- Каруто? Но зачем? – Киллуа лишь пожал плечами.
- Может, чтобы доказать: Рёдан существует даже без Куроро; может, просто для веселья. Гон был достаточно сильным противником, чтобы привлечь внимание Каруто. Я не знаю.
- Ясно. Итак, Каруто убил Фрикса, и ты, поджав хвост, вернулся домой. – На этот раз Киллуа рассмеялся громче. И явно невеселее – по меньшей мере, у Сильвы не возникло даже тени мысли о том, что Киллуа находит его предположение смешным.
- Что-то вроде того. Я… я захотел отомстить, папа. – Киллуа растерянно уставился на столешницу, явно надеясь получить объяснения от своего отражения: что с ним такое случилось пять лет назад? – Еще через год после смерти Гона я нашел Каруто. – У Сильвы засосало под ложечкой. Киллуа поднял голову и смотрел теперь ему в глаза. И Сильве этот взгляд ни на йоту не нравился. – Я убил его. Вырвал его сердце и скормил воронам, а тело бросил пустынным падальщикам. Думал, что мне станет легче.
- А потом? – Сильва с трудом узнал собственный голос: слишком хрипло он звучал.
- Потом я вернулся домой, поджав хвост. Потому что легче мне не стало. – Киллуа поднялся из-за стола. – Скорее наоборот.

Через несколько месяцев Киллуа покинул особняк Золдиков. Иллюми не вышел провожать его – он был занят искоренением в себе жажды мести; мать и двое братьев так и не узнали, что Киллуа вообще возвращался домой; Зено прочитал ему напутствие, Сильва сказал ему, что Киллуа может в любой момент вернуться – убийство Каруто не делает его врагом семьи. Киллуа только рассмеялся в ответ и сказал, что, может, вернется и продолжит семейную традицию. Потом повернулся и ушел.
- Он вернется, - сказал Сильва, скорее себе, чем стоящему рядом Зено, - в конце концов, он мой сын.
- В конце концов, ты в свое время вернулся. – Зено, подняв голову, уставился на своего упрямого младшего сына. – Может, Киллуа пришлось пережить больше, чем тебе, но он и сильнее. – Сильва отстраненно кивнул.
- Да. Он сильнее. Просто…
- …ты хотел бы, чтобы он остался уже сейчас, - усмехнулся Зено. – Хотел удержать его своими словами, Сильва. Это невозможно.
- Да, - отозвался Сильва. – Это и в самом деле невозможно. Ты знаешь.
На первый взгляд, семья Золдик ничего не скрывает. Сами Золдики открыты в общении, намерения их семьи всегда ясны.
Но так кажется только тем, кто наблюдает за этой семьей со стороны. Нет ничего, что Золдики хранили бы усерднее собственных тайн. Возможно, именно поэтому никто и никогда не узнал, что именно Киллуа убил Каруто, Зено запретил Сильве рассказывать, что Киллуа не один братоубийца в их славном семействе, а Сильва последовал совету отца и не стал повторять ошибку Зено.


Написано для Дитриха.

@темы: text, Hunter X Hunter

---

Обрывок #39. Текст.

"Ai no Awa" по Orochuban Ebichu. Хозяйка Эбичу Х Касунаси, PG-15

В Токио было девять часов вечера.
Мальчики помладше нервно одергивали куртки и, вздохнув, касались звонков у двери своих подружек; мальчики постарше безбожно опаздывали к своим, развлекаясь с пинболом или любовницей. На дворе был конец апреля; в воздухе витал едва заметный и непонятно откуда взявшийся аромат горячих домашних пирожков.
Акико Кацуги – самая обычная японка двадцати пяти лет – сидела рядом со своим бойфрендом и смотрела, как статный брюнет срывает одежду с нецензурно стонущей блондинки – по телевизору в очередной раз показывали «По колено в слезах». Бойфренд – невысокий темноглазый юноша по прозвищу Касунаси – задумчиво курил.
- Нэ, нэ, хочешь сесть ко мне на колени? – неожиданно спросил он, незаметно потушив сигарету об пол и бросив окурок в пепельницу. Промахнулся, конечно, – но кого это волновало?
- Ну, я даже не знаю, - засмущалась Акико. – Такое неожиданное предложение… - Касунаси заухмылялся.
- А-ки-ко, у твоей помады такой необычный цвет… - Она смущенно рассмеялась, прикрыв рот ладонью, и пересела поближе к Касунаси.
- Ты заметил? Сегодня купила – мы с Садако ходили по магазинам…
- О, нет! – заорала подслушивающая Эбичу – не далее как двенадцать минут назад ее выгнали из комнаты за нелестные отзывы о Касунаси – и ворвалась в комнату. – Хозяйка врет-врет-врет!!! Это старая помада ее покойной бабушки, которой хозяйка пользуется потому, что у нее совсем нет денег, чтобы купить себе новую, а бесполезный идиот Касунаси никогда ничего не дарит ей! И вовсе не помаду они покупали с Садако! – Акико покраснела. Побагровела, если быть точнее. От злости – проклятый грызун! – и от смущения – Эбичу, всегда перемещающаяся с необыкновенно большой скоростью, уже притащила в комнату ее новый вибратор. – Хозяйке-лгунье должно быть стыдно! – Эбичу требовательно затопала лапками. Всеми четырьмя. Не прекращая, конечно же, орать, что врать нехорошо. – Стыдно-стыдно-стыдно!
Дверь на балкон с грохотом захлопнулась. Эбичу, лежащая в луже собственной крови, грустно захрипела и обняла вибратор, который полетел на балкон вместе с ней.
- Хажайка – ээгуння, - сообщила ему Эбичу. Вибратор не ответил.

В Токио было девять часов двенадцать минут.
По улицам бродили счастливые парочки – весна! – и заливисто хохотали над орущими котами; парни нетерпеливо крутили в карманах ключи от пустой квартиры, девушки прижимались к ним и, краснея, хихикали над сальными шуточками. Среди счастливых парочек бродили несчастные – заниматься сексом было негде, на улицах было еще людно. В воздухе витал незримый дух любви, всепонимамия и отзывчивости.
На балконе старого невысокого дома, на окраине какого-то спального района, белый с рыжими пятнами хомяк грыз синий вибратор. Маленький черный крыс с длинным розовым хвостом лез на балкон второго этажа. Цвела сакура.
- Ой, не-ет… - Акико нетерпеливо заерзала на коленках у Касунаси. – Не на-адо… - Касунаси, понимающе улыбаясь, расстегнул ширинку.
- Хозяйка – лгунья, лгунья, лгунья! – Эбичу вовсю распиналась перед крысом, которого уже окрестила Куко-тян – за общую беззащитность и принадлежность к женскому полу. – А врать нехорошо! – Куко-тян кивала и поддакивала. Взгляд ее смышленых черных глазок ни на секунду не отрывался от Касунаси и Акико, устроившихся – совершенно случайно – перед балконной дверью. – Эбичу должна спасти хозяйку и ее душу! – Куко-тян снова кивнула.
- А то как же она без тебя-то?
- Вот именно! – Эбичу, к чему-то вспомнив недавно прочитанный рассказ о конкистадорах – вернее, о трогательных отношениях конкистадоров и местных жителей в буйном воображении начинающего мангаки – поставила лапку на обслюнявленный вибратор и гордо приосанилась. – Эбичу спасет хозяйку из бездны ее невежества!
Грохнуло балконное стекло, в комнату полетел – нет, уже не просто вибратор – а боевой томагавк, и Эбичу, размахивая подобранной на балконе салфеткой аки боевым знаменем, ворвалась с воплями в комнату. Куко-тян, подумав, засеменила за ней – в конце концов, наблюдать через стекло всегда менее интересно. Битва за Акико началась.

В Токио было девять часов двадцать четыре минуты. В магазинах заметно прибавилось народу – парочки уже закончили прогулку и запасались вином на вечер, - в подворотнях начали появляться первые маньяки и сгустились сумерки.
Когда разбилось стекло – пластиковое, звуконепроницаемое и недешевое, - Касунаси прилетело злосчастным вибратором по голове, и в комнату, размахивая бумажным носовым платком, ворвалась орущая Эбичу, при том не одна, а с какой-то крысой, Акико просто-напросто взбесилась.
Мир Эбичу в этот вечер уже не раз переворачивался с ног на голову: никогда бы несчастный хомяк не подумал, что член Касунаси будет хоть кому-то дороже, чем она, Эбичу, что хозяйка может столь бессовестно врать, что в Токио кто-то печет пирожки с таким по-домашнему уютным запахом. Но даже для нее это было слишком, не говоря уже о Куко-тян, видевшую Кацуги первый раз в своей жизни.
- Ух ты! – донеслось с улицы, когда Акико отпустила бедных животных. С балкона второго этажа, с начальной скоростью порядка десяти километров в час. Речь, конечно, шла не о скорости, приданной хомяку и крыске: какой идиот станет обращать внимание на такие мелочи, когда рядом прыгает совершенно обнаженная женщина? – Какая детка! – Акико, раздраженно сопя, удалилась с балкона. Вслед ей понесся звук хорошей пощечины: судя по всему, восхищавшийся гулял не один.
Полумертвые Эбичу и Куко-тян лежали рядом и хмуро сплевывали кровяные сгустки.
- Мооэт и нээниреснээ, - задумчиво пробормотала Куко-тян, - но беопаснээ.
- Ээо тоощно, - согласилась Эбичу, тщетно пытаясь подняться с земли.

В Токио было девять часов тридцать шесть минут. В каком-то спальном районе жена самого обычного японца двадцати семи лет, одев костюм белого с рыжими пятнами хомяка, делала минет своему мужу; в другом – полудохлые звери возвращались к жизни. В основном вежливыми уверениями в том, что они друг друга не оставят, что их дружба вечна и что каждому из них живется в разы хуже, чем другому.
Первой сдалась Куко-тян.
- Кормит мороженым?! И сыр дает?! – Эбичу часто закивала. По подбородку – у хомяков есть подбородок? – побежала слюнка.
- Иногда. Вку-у-усным. – Куко-тян нервно сглотнула. – И то-ортиками…
- Это, чай, не по помойкам шариться… - Эбичу тут же вернулась на землю.
- Помойкам? – Глаза хомяка наполнились слезами. – Куко-тян негде жить? – Крыска печально кивнула. Городская свалка действительно домом не была. Скорее – нагромождением бесполезного хлама. Жилось там, конечно, неплохо, но ни мороженого, ни сыра сроду не наблюдалось. Куко-тян пустила слезу. – Не плачь, Куко!!! – заорала Эбичу и кинулась обнимать крыску.
- Не ломай мне ребра, Эбичу! – заорала Куко и принялась выдираться из объятий хомяка.
- Эй, вы! - раздалось сверху. Эбичу и Куко прильнули друг к другу и мелко задрожали. Акико, вышедшая на балкон, показала им кулак. – Немедленно заткнитесь. Или…
- Мама-мамочка, - пискнула Эбичу, не смея отвести взгляд от своей хозяйки.
- Спаси-помоги, - подхватила Куко, с ужасом смотря на красные сполохи ярости в глазах Акико.
На балкон вышел Касунаси и обнял Акико.
- Нэ, нэ… - томно протянул он. – У тебя такая…
- Ух ты! – раздался на улице восхищенный вопль. – Эксгибиционисты! – Акико ретировалась в квартиру, не забыв утащить с собой Касунаси – чтоб не увела восхищавшаяся тетка.

В Токио было девять часов сорок восемь минут. Парочки занимались разнообразным сексом в разнообразных местах – от комнат в отелях до подворотен вечернего Токио. Маньяки, засунув руки в карманы, терпеливо ждали своих жертв в незанятых парочками подворотнях. Запахи цветущей сакуры и домашних пирожков смешались так, что нельзя уже было разобрать, кто из них кто. Периодически маньяки и парочки морщили носы и чихали: уж больно необычная смесь получилась.
Акико Кацуги со смущенной улыбкой устроилась между ног Касунаси, своего бойфренда. Не все же женам и мужьям минетом забавляться? Касунаси блаженно жмурился и предвкушал.
- Нет, нет, Эбичу ни о чем не хочет просить! – Акико рефлекторно сжала челюсти, щелкнув зубами в миллиметрах от члена Касунаси. – Эбичу – примерный хомяк! – орала Эбичу из-за рамы балконной двери – заходить в квартиру она все еще боялась. – Но если хозяйка позволит Куко-тян остаться, Эбичу всегда-всегда будет любить ее! – Большие и ясные глаза хомяка наполнились прозрачными, как утренняя роса, слезами.
- Ты, маленькая вонючая… - выдохнул Касунаси, едва отойдя от глубочайшей моральной травмы. Акико трясло.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Эбичу не может без Куко-тян, и Куко-тян негде жить! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – Касунаси, рыча, двинулся на Эбичу и Куко-тян.
Комната наполнилась воплями и звуками ударов. В основном, маленьких тщедушных телец об стены.
Когда Касунаси и Акико отвели душу, они наконец занялись нормальным, никем не прерываемым, столь долгожданным сексом. Эбичу и Куко, лежа у дальней стены, даже не хныкали – сил не было.

В Токио было десять часов. Мальчики помладше проводили своих девушек и отправились делать уроки; мальчики постарше, потянувшись, застегнули последнюю пуговицу на рубашке и с чувством выполненного долга поднялись с кроватей.
- Нэ, нэ, - протянули подружки мальчиков постарше, - почему бы тебе сегодня не остаться?
- Ты что, издеваешься? – поморщились мальчики. – Мне завтра с утра на работу.
Акико растерянно смотрела на захлопнувшуюся за Касунаси дверь. Эбичу и Куко, ретировавшиеся на всякий случай под холодильник, начали зализывать раны. Друг другу.
- Проклятый грызун, - пробурчала Акико. Задернула шторы – чтобы не так сильно дуло из разбитого окна – выкинула в мусорку пожеванный вибратор и забралась в постель. – Надеюсь, тебе плохо.
Эбичу и Куко, увлекшись облизыванием друг друга, занялись-таки сексом. Из-под холодильника понеслись вздохи, повизгивания и томный шепот двух грызунов.
- Ну, он обещал придти завтра, - сонно пробормотала Акико, укрываясь одеялом с головой. – Может…

Написано для Красного Девятихвостого Песца.

@темы: Orochuban Ebichu, text

---

Обрывок #37. Текст.

"Друзья за неделю", Сикамару Х Тэмари, фик по Naruto

#

Сегодня понедельник. На дворе раннее утро – небо у горизонта только-только посветлело, острый серп луны, пусть и бледный, ясно виден. Сикамару открывает глаза, полный неясного предвкушения и острого, захватывающего возбуждения – отец обещал показать печати для техник их клана. Сикамару вдыхает воздух, полный запахов трав, названий которых он ещё не знает, таинственно улыбается и выскальзывает из кровати. Сегодня у него день рождения: ему наконец-то исполняется семь, и Академия может принять его в свои ряды – уже этой весной.
Он неторопливо, тщательно одевается. Футболка со знаком Конохи на спине, длинные, до колен, шорты. Наспех завязывает волосы в хвостик – как отец; хвостик совсем короткий, вряд ли больше двух-трёх сантиметров, и на глаза непослушно падают недостаточно длинные пряди, но Сикамару всё равно доволен результатом.
- Я – молодец, - с ухмылкой шепчет он и достаёт из тумбочки доску и фигуры для сёги. Ещё очень рано, и его родители наверняка спят, Сикамару прекрасно это понимает. Если не спят, то занимаются сексом, и не будут рады видеть его на пороге своей спальни. Лучше уж потерпеть, пока отец не поднимется к нему или мать не позовёт вниз - завтракать. Можно скоротать время за игрой в сёги – Сикамару интересно играть даже с самим собой.
Ветерок доносит откуда-то горький запах полыни, Сикамару вдыхает его и, отвлёкшись от доски, смотрит за окно. У горизонта появляется красная полоса, и он задерживает дыхание. На небе остаётся одна-единственная звезда, чьё сияние ещё не затмил свет солнца. Сикамару пристально смотрит на неё и загадывает желание – почему-то ему эта звезда кажется добрым знаком, проводником в будущей взрослой жизни.

#

Должно быть, уже понедельник. Тэмари устало поднимает взгляд к тёмному небу, на котором ярко горят звёзды. Она без труда находит саму яркую из них – вестник неудач, менее всех боящийся света солнца.
Красным отсвечивает месяц старой луны, щербато улыбаясь с неба и безжалостно освещая кровь на её руках. Тэмари поджимает коленки к груди и закрывает лицо ладонями. Ей не плохо, и вовсе не хочется плакать – просто свет слишком ярок для повреждённых на миссии глаз. На лице остаются тёмные полосы от перепачканных рук; Тэмари тихонько зевает и пытается уснуть.
Горько и тяжело пахнет кора дерева, на котором она устроилась на ночь, ухает где-то высоко в листве сова. Тэмари всё это сбивает с толку – она слишком привыкла к тишине ночной пустыни.
- Я – бездарность, - ворчит она на себя, устраиваясь поудобнее. Она понимает, что отдых необходим, предыдущие двое суток измотали её совершенно. И тем не менее не может уснуть.
Проходит несколько минут, и Тэмари, вздохнув, приоткрывает глаза. Спать ей, видимо, не придётся. Она легко спрыгивает с ветки на землю и прислушивается. Где-то недалеко бежит ручей – Тэмари легко различает его журчание. Раз уж ей не спится, почему бы не привести себя – и оружие заодно – в порядок?
Она ещё плещется в воде, когда слышит условный сигнал и видит над собой пляшущие в лунном свете песчинки. Через несколько минут приходят отец с братом, к их появлению Тэмари уже одета, умыта и готова к бою. Время – около трёх, значит, понедельник и правда настал. Тэмари чувствует себя усталой, но счастливой – в конце концов, не каждый день исполняется десять.


#

Сикамару зевает, даже не пытаясь прикрыть рот рукой. Неужели сегодня только вторник? Тогда им ещё учиться и учиться – до выходных, кажется, не дожить. Он снова зевает и опускает голову на парту. Долго, слишком долго тянутся минуты до звонка; Сикамару беззвучно шевелит губами, по секундам считая время урока. Ирука-сэнсэй неодобрительно смотрит на него и, не выдержав, прерывает свои объяснения.
- Нара Сикамару! – Сикамару открывает глаза и смотрит на него. Ради вежливости подавляет очередной зевок – это было бы слишком наглым. – Думаешь, основные правила маскировки не пригодятся? – Сикамару, вздохнув, поднимает голову с парты и садится прямо. Класс хохочет, но его это мало заботит – кому какое дело до класса? Кому какое дело до маскировки? Сикамару прекрасно знает её правила с детства. Два-три дзюцу, ровно пять основных приёмов – больше им ничего и не расскажут. Он отчаянно зевает и смотрит за окно. Кажется, тени деревьев чуть укоротились – время идёт к обеду. Скорее бы.
Но как же медленно! Сикамару подпирает щёку рукой и вздыхает. Сидящий рядом Тёдзи вдруг протягивает ему большую ириску. На обёртке нарисован иероглиф «огонь». Сикамару тихонько фыркает.
- Держи. Я перед уроками зашёл… - Сикамару берёт конфету и благодарно улыбается.
- Спасибо.
Ириска сладкая – даже слишком. Сикамару медленно жуёт, вполуха слушает голос Ируки, его снова начинает тянуть в сон. Перед ним вертится, словно уж на сковородке, Наруто, маячит надоедливо его оранжевая курточка; на соседнем ряду спит с открытыми глазами Саскэ; где-то за спиной слышно хихиканье Кибы и довольное потявкивание Акамару – они, кажется, играют. Остальные тоже маются от скуки – за три года Академия осточертела всем.

#

Тэмари стоит навытяжку перед отцом: Кадзэкагэ предпочитает забывать о родственных отношениях, когда они на работе.
- Документ доставить необходимо. – Взгляд у отца цепкий, неприятный, Тэмари с трудом подавляет желание поёжиться. – Сегодня вторник, через два дня он должен быть здесь. – Тэмари кивает: должен так должен. Будет. – Мы знаем, где он находится. Кроме этого – ничего. Ни кто его охраняет, ни сколько их. – Тэмари снова кивает, в груди возникает мерзкое ощущение, накатывает тошнота. Значит, как и в прошлый раз – брать будут боем. Значит, как и в прошлый раз, погибнут люди – её люди. И она не будет защищать их своей грудью – своя шкура всегда дороже.
Может, это её недостаток как тюнина, но Тэмари предпочитает нести ответственность за гибель своих людей, нежели спасать их ценой своей жизни. Ей тринадцать, и в сказки о дружбе она уже не верит. Она берёт у отца свиток с описанием документа – смешной такой свиток, почему-то с оранжевой тесьмой.
- Два дня! – повторяет отец. – Иначе бессмысленно. Понятно?
- Так точно! – Тэмари убирает свиток – нечего светить его попусту – и выходит из отцовского кабинета. С удачей её поздравят, когда она вернётся живой, пока что желать чего-либо рановато.
На улице она наталкивается на стайку мальчишек, кружком собравшихся у костерка. Среди них Канкуро. Весело трещит огонь, но Тэмари не разделяет его веселья. Запах у дыма приторно-сладкий, и она знает почему. Глаза у мальчишек остаются пустыми и после того, как Тэмари растаптывает костерок из весёлой пустынной травки – они все в глубоком опьянении. Она подбирает Канкуро и доносит его до порога их дома – всё равно по пути.

#

Сикамару лежит на животе и смотрит на отражение бегущих по небу облаков. Слепит глаза отражающийся от воды свет, но Сикамару не переворачивается – лень. Да и зачем? Света от этого меньше не станет. Он недовольно что-то бормочет, потом закрывает лицо ладонями и принимается изучать жёлтые круги, плывущие перед глазами.
Уже среда, завтра начинается последний этап экзамена на тюнина. Сикамару знает – все сейчас усиленно тренируются, готовятся к экзамену до самого последнего дня.
- Напря-я-г… - тянет он и зажмуривается сильнее, круги становятся ярче и сливаются в один. Тренироваться лень, думать лень, волноваться лень. Сикамару со вздохом вытягивается на траве и нарочито громко сопит – будто уже заснул, разморило его на солнышке в этот чудный летний денёк. Никого рядом нет, только шумит негромко река да чирикают над головой птицы. Печёт солнце, и Сикамару лениво думает, что завтра, наверное, будет так же жарко, а ему придётся драться – с тем ниндзя из Ото. А потом, может, и с той белобрысой чертовкой из Суны. А потом… Сикамару зевает; пожалуй, ему стоит сдаться ещё в первом раунде – в самый последний момент, когда его победа будет очевидна. Уже сквозь наплывшую дремоту он решает, что именно так и поступит – не за победу же дают звание тюнина, что тогда напрягаться?
Просыпается Сикамару ближе к вечеру - уже прохладно, тянет от воды сыростью. Во рту – омерзительный кислый привкус. Сикамару морщится и идёт к воде. Пытается увидеть своё отражение, но вода плещется у камней, и никто не смотрит на Сикамару с её поверхности. Он присаживается и, фыркая, начинает умываться. Не очень-то и хотелось.

#

Тэмари смотрит сквозь опущенные ресницы на спящего у реки гэнина. Он тоже сдаёт экзамен – один из представителей Конохи. Бьют по глазам отражающиеся от воды солнечные лучи, но Тэмари не обращает на них внимания. Завтра будет последний этап экзамена, наверняка такой же лёгкий, как и все предыдушие. Ну, если не считать того, что ей будет в разы сложнее, чем всем остальным – у Тэмари своя миссия, точно так же, как у Канкуро и Гаары. Думать об этом совершенно не хочется.
Гэнин поворачивается, и сверкает на солнце его серёжка. Тэмари недовольно зажмуривается – нахальный солнечный зайчик пляшет по её лицу, и ничего приятного в этом нет. Что за беспечность, думает она, спокойно спать, будучи совершенно беззащитным. Рука тянется к кунаю – интересно, что будет, если метнуть в спящего? Успеет он проснуться и отпрыгнуть, или нет?
Тэмари вздыхает и бросает невесть как оказавшийся в ладони кунай обратно в сумку. Нельзя светиться, до завтрашнего дня – никак нельзя. Ерошит чёлку. Волосы, как всегда, жёсткие, выгоревшие от жестокого солнца пустыни, и Тэмари морщится – это ей никогда не нравилось. Снова смотрит на спящего: у него расплёлся хвост, и густые каштановые волосы рассыпались по плечам. Если их коснуться, на ощупь они, наверное, будут мягкими и гладкими, совсем не то, что её жёлтая солома.
Спящий снова поворачивается, теперь он лежит на спине, и Тэмари видит его лицо. Она помнит его – это тот самый ленивый шовинист, который дрался с куноити из Ото. Кажется, её первый противник на следующий день. Тэмари задумчиво облизывается – губы почему-то кислые, будто от лимона. Первая победа обещает быть лёгкой.

#

Сикамару широко, во весь рот, зевает. Асума бросает на него неодобрительный взгляд и возвращается к сёги. Сикамару лениво косится на доску. Кажется, учитель снова проиграл – и это при форе в три фигуры. Миссию на сегодня они благополучно провалили, и ни Асума, ни Сикамару не испытывают особых сожалений по этому поводу. Четверг никогда не был для их команды удачным. Сикамару вспоминает экзамен на тюнина. Действительно, ничего удачного там не было. Он вздыхает и смотрит на лес. Тихо шелестит зелёная листва вязов, негромко скрипят покачивающиеся сосны. Медленно плывут над деревьями облака. Сикамару чешет нос и чихает. Ему уже четырнадцать, и хочется начать нормальную жизнь – без приключений, опасностей и какой бы то ни было ответственности.
Из леса выходит Тэмари, и, оглядевшись, отправляется к веранде. Асума не обращает на неё ни малейшего внимания, и Сикамару фыркает. Будь рядом какая-нибудь опасность, Асума отреагировал бы немедленно. Поднялся бы и с довольной улыбочкой двинул навстречу приключениям – это в его духе. Тэмари подходит к ним и без интереса смотрит на доску. Сикамару уверен, её нисколько не привлекают сёги.
- Привет. Можно? – Сикамару пожимает плечами.
- Заходи. – Тэмари скидывает сандалии и забирается на веранду. – Ты тут просто так? – Она кивает.
- Ага. Канкуро только-только пришёл в себя, поэтому мы уходим только через два дня. – Сикамару тянет что-то нечленораздельное в ответ. – Может, прогуляемся? – предлагает Тэмари. – А то скучно неимоверно.
- Можно, - отвечает Сикамару. – Я сейчас доиграю. – Асума перекидывает давно потухшую, наверняка уже безвкусную сигарету из одного уголка рта в другой и торжествующе ухмыляется. Щёлкает фигурка по доске.
- Мат.

#

Сикамару, кажется, до сих пор не верит, что проиграл, и выглядит крайне удивлённым. Тэмари фыркает в ответ на его растерянное «но как же я?..» Сикамару косится на неё и хохочет. Тэмари улыбается в ответ.
- А-а-асума! – тянет Сикамару довольно. – Хитрюга! Извернулся, и как!
- Хитрюга, - соглашается Тэмари. Она тоже не увидела этот ход – по меньшей мере, в глаза он совсем не бросался. – А ты давно играешь в сёги?
- Лет с пяти, может, четырёх. – Тэмари присвистывает и косится на Сикамару. Насколько она знает, он младше её на три года, но, получается, в сёги играет лет на пять больше. Забавно. – А что?
- Ничего. А куда мы идём?
- Прямо! – фыркает Сикамару. – Нет, прогуляться я нисколько не прочь, но думать, куда и зачем мы направляемся, - уволь. Я на сегодня надумался. – Тэмари улыбается. Они уже раз пятый гуляют вместе, и Тэмари уже поняла - Сикамару лень делать что бы то ни было. Даже думать.
Они идут по лесу, не особо выбирая направления и далеко не всегда придерживаясь дорог или тропинок. По деревьям, впрочем, не прыгают – нет надобности. Тэмари останавливается, когда они с Сикамару выходят на большую поляну, полную одуванчиков. В зелёной траве горят сотни маленьких солнц, и почему-то это крайне забавно. Тэмари делает ещё пару шагов, срывает травинку и пробует её на вкус. Безвкусная. Срывает пару одуванчиков и задумчиво крутит в руках.
- Сплети венок, - говорит вдруг Сикамару. Тэмари улыбается и откидывает цветки в сторону.
- Я не умею. – Сикамару улыбается.
- Я научу.
Кажется, четверг – её счастливый день.

#

Сикамару рассказывает какую-то байку о золоте и богачах, Тэмари вставляет свои насмешливые комментарии. Очередная совместная прогулка – Сикамару считает их почти традицией: по приезду Тэмари в Коноху, они выбирают два-три свободных часа и идут. Прямо, не особо задумываясь, зачем и куда. Для Сикамару важен не результат, только процесс.
Когда на них вылетает Наруто, Сикамару успевает обрадоваться. Они на самом деле давно не виделись – уже больше двух лет. Наруто исчез сразу после того, как Саскэ ушёл в Ото; им тогда было чуть больше тринадцати. Сейчас – пятнадцать, некоторым – больше. Сикамару прищуривается и приветствует его. Наруто довольно ухмыляется, и кажется, что полоски у него на щеках топорщатся как усы. Тэмари фыркает от смеха, Сикамару ограничивается улыбкой.
- А ты мужик, Сикамару, - довольно говорит Наруто, показывая большой палец. – Уволочь её на свидание...
Улыбка у Сикамару исчезает немедленно. Он не краснеет, но чувствует себя до омерзения неловко. Голубые глаза Наруто горят воодушевлением.
- Буду брать с тебя пример!
Его окликает Сакура, и Наруто теряет к ним с Тэмари всякий интерес. Сикамару всё ещё чувствует себя не в своей тарелке. Наконец, он собирается и косится на Тэмари. Та смущённо разглядывает свои сандалии. Сикамару вздыхает и чешет нос. Неясно, что сказать.
- Странно, - усмехается Тэмари, не поднимая взгляда. – Он же, вроде, ничего такого не сказал. А мы… - Сикамару ничего не отвечает. Ему почему-то кажется, что их с Тэмари бесцельные прогулки иначе как свиданиями и не назовёшь. И эта пятница – не исключение. Сикамару слизывает с губы солёную капельку пота – на улице жарко.
- Пойдём, что ли?

#

Тэмари ходит босиком по траве, Сикамару лежит среди одуванчиков и смотрит в невозможно голубое небо. Тэмари вздыхает и плюхается рядом с ним, не в силах больше молчать – для них с Сикамару это крайне неестественно.
- Ты чего? – Сикамару смотрит на неё и пожимает плечами.
- Ничего.
- Я же вижу. – Тэмари не успевает отпрянуть, а пальцы Сикамару уже держат её подбородок, а его губы находятся очень близко к её. Тэмари смотрит ему в глаза и встречает настороженный взгляд. Не выдерживает – и целует его. Её первый поцелуй. В восемнадцать лет, может, и поздновато, но у Тэмари до этого как-то не хватало времени на поцелуи. Эта пятница, видимо, исключение.
Губы у Сикамару солёные и сухие, и Тэмари вовсе не нравится с ним целоваться. Она останавливается первой. Сикамару закрывает глаза и, улыбнувшись, откидывается обратно в одуванчики – будто в озеро золота.
- Извини.
Тэмари дотрагивается до своих губ пальцами, осторожно касается языком. Теперь они тоже солёные. – Не извиняйся. – Сикамару зевает и раскидывает руки. Гладит одуванчики, сжимает их в кулаках.
- Не буду. Я поступил честно. – Тэмари смеётся. Протягивает руку, гладит Сикамару по голове. Волосы у Сикамару тоже сухие, очень жёсткие и спутанные.
- Просто я…
- …представляла себе своего кавалера немного иначе. – Сикамару приоткрывает левый глаз, вид у него хитрый и смешной одновременно. – Я тоже представляю себе твоего кавалера немного иначе. – Тэмари пожимает плечами.
- Расскажи лучше что-нибудь. Смешное, как о богачах. – Сикамару фыркает и начинает длиннющий анекдот. Тэмари хохочет, он до невозможности серьёзно рассказывает совершенно бредовую историю. Обоим кажется, что вся неловкость исчезла.

#

Сегодня суббота, значит, Тэмари должна быть свободна. По субботам Гааре помогает Канкуро, Сикамару знает это. Он забирается по стене на третий этаж, устраивается рядом с окном Тэмари и тихонько стучит. Рановато, конечно, но зато прохладно. Днём в Суне гулять совершенно невозможно, Сикамару это сразу понял. Тэмари выглядывает в окно, улыбается и впускает Сикамару в комнату.
- Дурак, время – полпятого. Ночь на дворе, а ты по стенам лазишь. – Сикамару засовывает руки в карманы и, прищурившись, хитро косится на Тэмари.
- Гулять. – Тэмари фыркает и берёт со стола синюю ленточку – завязать волосы. Она уже одета, видимо, знала, что он придёт.
- Пойдём. – Сикамару забирается на подоконник, но прыгнуть не успевает – Тэмари ловит его за воротник. – Через дверь.
Сикамару хитро смотрит на неё через плечо. – Так романтичнее. – Тэмари фыркает и стаскивает его с подоконника.
- Тоже мне, романтик. – Руки у неё пахнут пряностями. Сикамару никогда не нравились пряности, поэтому он шмыгает носом и морщится. – Окно закрывай. – Сикамару грустно вздыхает, но слушается.
- А вообще, для семнадцатилетнего ты потрясающе покладист, - говорит Тэмари, когда они спускаются по лестнице. Сикамару пожимает плечами.
- Ещё я с тобой не спорил. Попридуриваться можно, но спорить не вижу смысла. Это ж напряг.
Они выходят из дома и отправляются вниз по улице – сначала к границе Суны, потом – в пустыню. До жары больше пяти часов, можно уйти далеко. Сикамару идёт босиком, земля приятно холодит босые ноги. Он идёт очень близко к Тэмари, загребая ногами песок и отчаянно уговаривает себя, что он ни капли не влюблён. На небе ярко горит единственная звезда, и Сикамару не удерживается от соблазна загадать желание.

#

Синяя повязка на рукаве Сикамару выглядит почти новой, только металлическая часть сильно повреждена. Глубокая царапина пересекает знак Конохи, будто перечёркивает его. Тэмари смотрит на неё и думает, что забавно было бы, если бы Сикамару был изгнанником и жил в Суне. Тогда можно было видеться намного чаще, чем пару раз в несколько месяцев. Была бы возможность узнать друг друга получше.
Они уже вошли в пустыню – земля под ногами кажется зыбкой. Тэмари идёт рядом с Сикамару, в сандалии набивается песок, и это страшно неудобно. Они говорят и говорят о чём-то, и Тэмари всё пытается понять, почему Сикамару так изменился. Раньше ей не казалось, что он старается выглядеть беспечным в её присутствии, а сейчас – в эту субботу, точно так же, как и последние полгода – Сикамару ведёт себя крайне странно.
Наконец, Тэмари не выдерживает, и впервые за всё их знакомство перебивает Сикамару посреди фразы, даже не извинившись.
- Ты поступаешь нечестно, - говорит Тэмари, и Сикамару негромко смеётся, хотя и видно, что он почти в отчаянии.
- Извини, что ли? – Тэмари хмурится. – Я не хочу быть честным, - поясняет Сикамару. – Я хочу быть с тобой.
- Разве одно другому противоречит? – удивляется Тэмари. Сикамару кивает, и Тэмари целует его. Она и сама не может сказать, зачем. Вкус у поцелуя пряный, необычный – совсем не так, как в первый раз.
Сикамару отстраняется первым. Он мелко дрожит, вцепившись в плечи Тэмари.
- Не надо, - хрипло говорит он. – Неужели ты не понимаешь? Не надо! – Взгляд Тэмари падает на повязку Сикамару – на эмблему Конохи, и до неё наконец-то доходит.

#

Сегодня воскресенье, народу вокруг полно – всем хочется повеселиться в конце недели. Сикамару пьёт сакэ легко, будто и не спиртное. Тэмари смотрит на него с улыбкой. Поведение Сикамару кажется юношеской бравадой, и это её веселит.
- Ну, он и говорит, мол, дорогой ты мой… - продолжает Сикамару. Тэмари внимательно слушает – ей интересно, как и всегда. Сикамару особо не меняется, их с ним отношения - тоже. Тэмари нередко бывает в Конохе: ей уже почти двадцать два, и её всё чаще отправляют на миссии в других странах. В страну Огня, пожалуй, чаще всего: то ли потому, что Гаара решил помочь им с Сикамару определиться с отношениями, то ли потому, что Коноха и Суна всеми силами пытаются уладить некоторые разногласия. Тэмари это не особо волнует – она просто выполняет приказы. После выполнения встречается с Сикамару, и только потом отправляется домой.
Сикамару заканчивает анекдот, они смеются вместе и выпивают ещё немного сакэ. Потом говорят, вспоминают, рассказывают – как и положено двум хорошим друзьям. На Тэмари иногда косятся посетители бара: не каждый день встретишь куноити Суны, выпивающую в Конохе, но она не обращает внимания – научилась. Сикамару тоже не обращает внимания – ему все посетители уже неинтересны.
Тэмари знает: из бара они выйдут поздно вечером и отправятся к Сикамару домой. Как обычно смеясь и подшучивая, уложатся спать: Тэмари – на кровати в гостевой комнате, Сикамару – на своём любимом продавленном диване. Утром позавтракают чем-то до невозможности острым – Сикамару обожает подобные вещи, Тэмари, впрочем, ничего против не имеет, – потом Сикамару проводит её до границы, и они увидятся снова только тогда, когда Тэмари будет в Конохе. Сикамару, насколько она знает, принципиально отказывается от всех миссий в Суне. Тэмари это не обижает, разве что удивляет немного: ниндзя не должен отказываться от миссий в силу личных причин.
Но это воскресенье оказывается немного особенным – они с Сикамару просыпаются вместе на его диване, под одним одеялом. Тэмари – в старой фиолетовой рубашке Сикамару, он – вовсе без одежды. Простыни сбиты, у дивана валяет пара пустых бутылей, по телам обоих – отметины от поцелуев. Тэмари и Сикамару вдвоём смотрят под одеяло с одинаково удивлёнными лицами, поворачиваются было друг к другу спросить, в чём причина столь странного события – и начинают хохотать. До слёз, до рыданий – абсолютно синхронно.
- Перепили, - заключает Сикамару, чуть успокоившись. – Ой, что называется.
- Бывает. – Тэмари всё ещё улыбается. – Надо быть осторожнее в следующий раз, чтобы не было так мучительно стыдно.
- Ага, - легко соглашается Сикамару и протягивает Тэмари порцию риса с карри. – Осторожно, острое.
- Я знаю, ты ж другим не питаешься. – Сикамару берёт свою тарелку и садится за стол.
- Как это не питаюсь? Очень даже. Сакэ, например, не острое.
- А сакэ ты не пьёшь, ты им питаешься, - кивает Тэмари. – Я заметила. – Сикамару фыркает и тянется за ложкой.
- Ты вчера тоже ничего так… Надо как-нибудь повторить. – Тэмари задумчиво отправляет в рот ложку карри. На глаза немедленно наворачиваются слёзы.
- Все… непре… ой… менно, - выдавливает она из себя.
В окна бьют лучи яркого июльского солнца. Тэмари – почти двадцать два, Сикамару – почти девятнадцать. Солнце освещает их, растрёпанных и счастливых, - влюблённых друзей.


Написан на Naruto Fest no Jutsu для Хао.

@темы: text, Naruto

---

Обрывок #36. Текст.

"Любовь и предательство", Сикамару Х Тэмари, фик по Naruto

На Коноху напали ночью. Не сказать, что неожиданно – скрытые поселения ниндзя, особенно достаточно сильные, вроде Конохи, всегда готовы к войне, да и Пятый Хокагэ давно подозревала, что Страна Воды может предпринять какие-то нехорошие поползновения в сторону Конохи. Неприятным сюрпризом оказались ниндзя из Суны – в настолько большом количестве, что можно было смело говорить о предательстве, нарушении нескольких договоров и много ещё чём нелицеприятном. В адрес Суны, разумеется.
Сикамару, несмотря на то, что жил не так далеко от границы Конохи, узнал о вторжении далеко не первым. В конце концов, рядом с границами баров не было, а он как раз пропускал по стаканчику вместе со своей бывшей командой, попутно предаваясь детским воспоминаниям. Ино, выросшая в превосходную разведчицу, как раз хохотала над очередным анекдотом – Тёдзи на удивление хорошо их рассказывал. И когда вслед за маленькой тучкой сюрикэнов в бар влетели трое молодых ниндзя из деревни скрытого песка, Ино всё ещё смеялась. Даже после того, как у двух молодых ниндзя были аккуратно свёрнуты шеи, у третьего – перерезано горло, а бар по большей части лежал в руинах, Ино ещё хихикала.
- Это, кажется, истерика. – Сикамару вздохнул. – Ино, прекрати ржать.
- Да убери ты тень. Не надо уже. – Ино ещё раз хихикнула и убрала упавшую на глаза чёлку. Сикамару, пробурчав что-то вроде «и без тебя знаю», снял своё дзюцу. Тёдзи виновато смотрел на полуразрушенный бар. Из-за нескольких упавших столов испуганно смотрели на него мигом протрезвевшие посетители.
- Извините, - повторил Тёдзи, пряча руки за спину. Собственно, бар был разрушен этими самыми руками, когда Тёдзи решил, что мир слишком кружится для того, чтобы вставать, и увеличил обе руки – как-то же ворвавшихся в бар негодяев побеждать надо было? Ну а дальше свою роль сыграла его трогательная неуклюжесть.
- Ладно. – Ино вытерла свой кунай о штаны одного из мёртвых и, поморщившись, брезгливо сунула его в сумку – на дух не переносила грязного оружия. Она уже не смеялась, более того, выглядела зверски серьёзно. – Они простят. Сикамару, Тёдзи, нам пора. Кажется, у Конохи неприятности. Как минимум с деревней скрытого песка.
- Вот напряг-то, а… - вздохнул помрачневший Сикамару. – Пошли, что ли?
Неприятности оказались немного серьёзнее, чем они представляли себе до выхода из бара. По меньшей мере, десяток трупов на одной только улице в их ожидания вписывался плохо. Тёдзи мигом протрезвел, и, переглянувшись, неразлучная троица махнула на крыши – защищать свою малую родину.
Им с самого начала не везло – сначала они напоролись на группу из двенадцати человек, бодро пробирающихся к центру Конохи, и в отличие от появившихся в баре, молодняком эта дюжина не была. Ситуация никак не улучшалась тем, что на улицах было слишком темно, чтобы Сикамару мог использовать свои теневые дзюцу. Соответственно, драться приходилось вполсилы. И если бы не чёткое осознание того, что дерутся они за свой дом и бежать некуда, Сикамару драпанул бы куда подальше – как минимум до рассвета. Ино с дзюцу повезло больше – темнота давала ей превосходную возможность укрыться и использовать техники контроля тела. Но она была прежде всего разведчиком – и, соответственно, драться умела куда хуже, чем выслеживать или скрываться от погони. Тёдзи тоже дрался ради того, чтобы выжить, но не победить – его техника боя и десять лет назад была достаточно разрушительна, и с годами изящнее нисколько не стала. То, что он легко может лишить большую часть жителей жилья, Тёдзи явно смущало.
Их спасли – иначе это назвать было невозможно – сёстры Хюуга, Хината и Ханаби, разметавшие противников в куски за несколько минут. Сикамару никак не мог отделаться от мысли, что за эти несколько минут он увидел больше, чем за все предыдущие двадцать три года. Белые, будто невидящие глаза клана Хюуга всегда его немного пугали. У Хинаты и Ханаби, неожиданно налетевших на их противников откуда-то справа, эти глаза были широко распахнуты, зрачок сужен почти до предела – в память Сикамару намертво врезался ненавидящий взгляд этих пустых глаз, равно как и вопль Хинаты, с которым она появилась из темноты. Не вопль даже – скорее нечеловеческий вой отчаяния во плоти. Сикамару понял причину чуть позже, когда, прыгая по крышам за отделившимся от группы вражеским ниндзя, мельком увидел мёртвого Нэдзи – его труп казался огромным дикобразом, невесть как оказавшимся на улицах Конохи. Если бы в мирное время Сикамару сказали, что Хината будет выть – не плакать, а именно выть – от смерти Нэдзи, он не поверил бы. Но время уже перестало быть мирным, и не верилось, что он меньше сорока минут назад спокойно потягивал сакэ в компании старых друзей, похохатывая над анекдотами Тёдзи. Мерзко липла к телу тяжёлая, мокрая от крови несчастной дюжины одежда, саднило задетое шальным кунаем плечо, отчаянно щипало в носу и жгло в глазах осознание смерти Ино. Судя по тому, что у него за плечами что-то орал в голос Тёдзи – орал страшно и матерно, под грохот сокрушаемого квартала – его лучший друг всё ещё был жив, и беспокоиться о его здоровье пока не приходилось. Грызло беспокойство за Тэмари – она, конечно, была ничуть не слабее его, но она была недалеко от границы Конохи, когда напали, а эффект неожиданности недаром считается одним из сильнейших преимуществ нападения. Кроме того, пусть Тэмари и была одной из лучших куноити Конохи, прежде всего она была его женой.
И беспокоиться о ней – было очевидным долгом его как мужа.

*

- Будешь моей женой? – Тэмари посмотрела на Сикамару. Он всегда был до невозможности прям и честен, иногда её это удивляло – они с братьями прошли суровую тренировку на подавление эмоций в детстве. Ниндзя не должен показывать своих истинных чувств – это накрепко усвоила ещё в пятилетнем возрасте. И каждая встреча с Сикамару, да и с любыми другими конохцами, до сих пор поражала её.
- Если я скажу нет? – Сикамару просто пожал плечами.
- Не уговаривать же мне тебя? Твоё право. – Тэмари рассмеялась. Лицо Сикамару слишком хорошо показывало – будет, и ещё как. Они встречались достаточно давно, уже около пяти лет, и единственной причиной, по которой они до сих пор не были женаты, была проблема жительства. Тэмари не хотела уезжать в Коноху. Деревня скрытого листа была до сих пор ей непонятна; почти тёпличная жизнь конохцев, не особо обременённая проблемой выживания, казалась нереальной. Она пожала плечами.
- Ну да. Действительно, моё право. – Сикамару вздохнул. – Я не сказала «нет», впрочем. – Тэмари глянула из-под ладони на палящее солнце. Сикамару был в Суне пробегом, буквально на пару часов, и в следующий раз они должны были увидеться не раньше чем через пару месяцев – у Тэмари намечались свои миссии в стране Волн, Сикамару, насколько она знала, должен был отправиться в страну Молний. Если выживем, конечно, подумалось ей. Строить долгоиграющие планы её отучили примерно в то же время, что и метать сюрикэны. Кроме того, становиться подданным страны Огня ей не хотелось. В конце концов, у неё была своя родина, своя деревня, любовь к которым явно перевешивала её симпатию к Сикамару. Тэмари была дочерью Четвёртого Кадзэкагэ и сестрой Пятого, нельзя было сказать, что эти факты никак не влияли на её мировоззрение.
- Боюсь, я всё-таки буду тебя уговаривать. – Сикамару почти невинно посмотрел на неё, и Тэмари расхохоталась. – Ну что ты смеёшься, - обиделся он, - я просто… - Сикамару отвёл взгляд и принялся рассматривать что-то на востоке – где-то у горизонта. Смех Тэмари оборвался, она вяло улыбнулась. Ну конечно. Он просто любит её. Она просто любит его.
- Я… - она тяжело вздохнула. – Сикамару, узнай у Хокагэ, позволит ли она мне жить в Конохе. – Сикамару недоуменно посмотрел на неё.
- Почему нет?
- Я хочу остаться подданным своей страны. Я хочу остаться ниндзя Суны – прежде всего. Я не против работать на Коноху – нисколько, но… - Сикамару кивнул.
- Я понимаю. - Тэмари лучезарно улыбнулась ему.
- Тогда я согласна. – Она на всю жизнь запомнила, как просиял Сикамару от этих слов. Помнится, признание в любви его далеко не так обрадовало – он просто ответил «напряг, конечно, но я тоже». Полностью в стиле Сикамару. Его радость даже затмила беспокойство перед жизнью в Конохе; Тэмари почувствовала себя по-настоящему счастливой – и беспокойство из-за предстоящей жизни в Конохе отступило на второй план.
Через пару месяцев, впрочем, всё изменилось. Беспокойство вернулось, и Тэмари едва ли не вздохнула с облегчением, когда Сикамару мрачно сообщил ей, что Цунадэ, будь она неладна, разрешения не дала.
- Ну, её можно понять, - ответила Тэмари после положенного трагического молчания. – Принять меня на моих условиях – пригласить шпиона к себе домой. – Она с извиняющейся улыбкой посмотрела на Сикамару и осеклась. «Ну, нам же и так хорошо» сказать она попросту не смогла. Сикамару впервые за всё их знакомство смотрел на неё с неприязнью, будто они были не двумя счастливыми влюблёнными – взаимность, в конце концов, общие интересы, никаких бытовых мелочей, о которых разбивается лодка почти семейного счастья, – а злейшими врагами.
- Позволь мне прояснить ситуацию, дорогая. – Тэмари передёрнуло. Судя по тону, «дорогая» было излюбленным ругательством Сикамару. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и плевать мне на взаимоотношения между странами, шпионские игры и политические заморочки с большой такой высоты. Я понимаю, что твой патриотизм никакая любовь к мужчине не перебьёт – и это одно из тех качеств, за которые я тебя люблю. Я даже понимаю твоё желание остаться куноити Суны и солдатом своей страны. Но если твой патриотизм настолько силён, что ты сможешь использовать любимого человека как возможность для шпионажа, значит, я плохо тебя знал. – Сикамару рывком поднялся с камня, на котором они с Тэмари грелись в лучах заходящего солнца.
- Слушай, я вовсе не… - начала было Тэмари и замолчала. Сказать было нечего. Она и правда не собиралась шпионить в Конохе – это было бы подло по отношению к Сикамару. Но если бы был приказ… если бы ей приказали… - Сикамару усмехнулся и опустил голову, разглядывая камешки у себя под ногами.
- Я буду просить Цунадэ до тех пор, пока она не согласится. Если ты к тому времени всё ещё будешь не против, будем жить вместе. Я, видишь ли, не такой тренированный, как ты. Я верю тебе. – Сикамару исчез прежде, чем Тэмари смогла сказать, что она выставила именно такие условия в ответ на его предложение вовсе не из каких-то политических соображений.
- Дурак, - тихо сказала Тэмари и, спрятав лицо в ладонях, заплакала. – Сикамару, какой же ты дурак. И я…
Заходящее солнце грело её, заливая огненно-красным светом камни вокруг, и громко стрекотали неизбежные летние цикады, а Тэмари плакала навзрыд, совершенно забыв о том, что она двадцатидвухлетняя куноити.
Разрешения у Цунадэ Сикамару так и не смог добиться, но меньше чем через год некто Удзумаки Наруто стал Шестым Хокагэ, и его силе убеждения Цунадэ противостоять не смогла. Сикамару, всё ещё не верящий своему счастью, спросил было у Наруто, почему он нисколько не против Тэмари в Конохе, но тот только рассмеялся – как обычно. И ответил, что Тэмари никогда не поступит подло.

*

Сикамару присел на какой-то ещё целой крыше и прислонился к трубе. Дышал он тяжело, и ему это нисколько не нравилось, пусть сбитое дыхание и было вполне себе закономерным. Солнце уже взошло, было чуть больше шести утра, а из бара они вышли раньше одиннадцати, и всё это время они дрались. Особенно пугало то, что ничего ещё не закончилось – и не думало кончаться. Сикамару увернулся от летящего в него куная и спрыгнул с крыши.
Как всё-таки хорошо, что солнце взошло, подумалось ему. Ночные драки до сих пор казались страшным сном – Сикамару не мог с точностью сказать, почему всё ещё жив и относительно цел – не считая нескольких десятков порезов и ушибленного плеча. Для себя он давно уже решил, что это чудо. Просто чудо. Ино была мертва, Хюуга Нэдзи – мёртв, отец Нэдзи – тяжело ранен, его собственный отец – убит пару часов назад, Конохамару он доставил Сакуре, но вовсе не был уверен, что тот до сих пор жив – раны у него были серьёзные, а Сакура – безбожно измотана. Рок Ли, скорее всего, до сих пор был без сознания, лежал среди трёх десятков убитых им, рядом с мёртвым Майто Гаем. Судя по белым вспышкам в восточных кварталах, Какаси до сих пор сражался, не так давно он видел, как Сарутоби Асума методично расчищает путь к границе, в паре кварталов от него видны были тучи мелких жуков – как минимум один из двух старших Абурамэ всё ещё был жив. Коноха, кажется, побеждала, но Сикамару прекрасно понимал, насколько все измотаны. О противниках он ничего сказать не мог – около двух часов ночи появилось около сотни ниндзя из страны Воды, и Сикамару сильно сомневался, что их отряд был единственным, кому приказано было нападать позже. На соседней улице раздался визг псов и крик Кибы. Похоже, в клане Инудзука одним членом стаи стало меньше.
Ему вдруг пришло в голову, когда он метнул кунаи в очередных остановленных его тенью ниндзя, что он не слышит криков Тёдзи и грохота от ударов Цунадэ. То ли им приходилось несладко, и оба вели себя тихо, то ли… Сикамару сглотнул. Крик Кибы резко оборвался.
- Тэмари… - С запада донёсся тихий рокот, и Сикамару, обернувшись, увидел то, что он меньше всего хотел бы увидеть. Рокот усиливался по мере приближения к полуразрушенной Конохе огромного опоссума. – Нет… - Наруто в деревне не было, Дзирайю он не так давно видел измотанным до предела, но всё ещё сражающимся; противопоставить Однохвостому хоть что-нибудь Коноха уже не могла. Сикамару зажмурился и без сил опустился на землю – ноги попросту отказались его держать.
- Гаара? – донеслось до него с ближайшей крыши. – Сикамару, это деревня песка, да? – Голос был подозрительно знакомым, и Сикамару понял, что ему до сих пор есть на что надеяться. – Вот ур-роды. – Воздух ощутимо потеплел, затрещала мостовая, разрываемая красной чакрой – Сикамару еле успел ретироваться от неё подальше. – Га-а-ар-р-р-ра!!! – Лис в три прыжка оказался у границ Конохи.
Сикамару, замерев, во все глаза смотрел, как Наруто убивает Однохвостого, совершенно забыв о том, что он находится на поле боя. Перед его глазами дрались Хокагэ и Кадзэкагэ, оба в обличьях демонов, и он не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляда. Сикамару, впрочем, был не одинок – и только поэтому остался жив.
Девятихвостый победил, и это было вполне ожидаемо, потому что Наруто было что терять и было за что драться. В отличие от Гаары, который вообще непонятно зачем пошёл на конфликт с Конохой. Единственное, что удивило Сикамару – это то, что после того, как осела пыль там, где когда-то был лес, воцарилась полная тишина. Он отчётливо слышал, как позвякивает на соседней улице кунай в чьих-то дрожащих руках; стук прыгающего в его груди сердца казался грохотом.
Через пару минут со всех улиц взмыли в воздух уцелевшие ниндзя Суны и Кири и отправились к границе – подальше от в очередной раз выстоявшей Конохи. Сикамару тяжело опустился на крышу и закрыл лицо руками. Из-под ладоней по грязному лицу покатились слёзы, смывая с щёк грязь и кровь. Сикамару нисколько не пытался сдерживаться.
Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем он смог подняться. Его отрезвил Наруто, плетущийся по разрушенной улице. Сикамару еле успел подхватить его, когда тот, покачнувшись, решил упасть. Что его порядком поразило, так это Гаара, которого Наруто тащил с собой.
- Почему? – спросил Сикамару, не веря своим глазам. Наруто молча пожал плечами, отводя взгляд, и Сикамару понял, что Шестой плачет.
- Я… он мой друг, понимаешь?
- Он чуть не убил тебя. – Наруто отстранился от Сикамару, с трудом устояв на ногах.
- Бросить друга умирать – это подлость. – Сикамару ничего не ответил. Он помог Наруто дотащить Гаару до медиков и, перевязав особо неприятные раны, отправился на поиски Тэмари. Среди раненых её не было, но Сикамару всё ещё надеялся, что она выжила. Может, думал он, методично осматривая все завалы, она просто не в состоянии добраться до медиков сама? Может быть, она и ранена, но – жива, всенепременно жива.
Тэмари он так и не нашёл. Вместе с уцелевшими они собрали трупы, перенесли всех к месту сожжения. Среди умерших был Тёдзи, и на Сикамару, смотрящего на ужасные порезы по всему телу своего лучшего друга, накатило страшное, мертвенное спокойствие. Именно такие порезы оставлял веер Тэмари, самой Тэмари нигде не было, а их с Тэмари дом был единственным уцелевшим во всей приграничной зоне.
Впервые за последние три года Сикамару вспомнил, что его жена – ниндзя своей страны прежде всего. Через час он с небольшим отрядом отправился в погоню за убегавшими из Конохи, несмотря на слабые возражения полумёртвой Цунадэ и прямой запрет Асумы, которого до сих пор считал своим учителем.

*

Сикамару тяжело опустился на ветку и прислонился к стволу. Сильно кровоточило разорванное плечо, рассечённое до кости бедро тоже ничем порадовать не могло. Сикамару вздохнул и закрыл глаза, прислушиваясь. Он чудом – опять чудом, интересно, до каких пор ему будет везти? – оторвался от преследователей, но найти его было более чем несложно – кровь из него лилась что вода из решета. Пока что было тихо. Сикамару с трудом открыл глаза и занялся ранами. Их надо было хотя бы перевязать и попытаться остановить кровотечение.
- Вот напряг, чёрт бы его побрал, - недовольно пробурчал Сикамару. Спорить с этим утверждением не приходилось – иначе было сложно объяснить то, зачем он слишком далеко ушёл вперёд, оторвался от отряда и, напоровшись на нескольких ниндзя Суны, полез в драку. То ли он был слишком усталым, то ли они слишком сильными, но в данный момент Сикамару имел то, что имел – две серьёзные раны, с десяток менее серьёзных, но не менее неприятных порезов, ни одного сюрикэна, два куная и чакру на нуле. Охарактеризовав ситуацию коротко, но предельно точно, Сикамару, пошатываясь, поднялся. Надо было уходить дальше – по возможности, в обход возвращаться к отряду. Ему позарез нужна была медицинская помощь, и Сикамару искренне надеялся, что Хюуга Ханаби не поступила так же опрометчиво, как он.
И тут-то его и нашли. Сикамару, обнаружив два куная у себя в правом плече, попытался ретироваться куда подальше, но его быстро остановили. Сикамару ещё дышал, когда к нему подошёл один из преследователей и присел рядом.
- Ну? – зло вопросил он. – Отомстил за своих родных и близких, а? Придурок. – Сикамару, тяжело дыша, перевёл взгляд на кунай у своего горла. Вот и всё, подумал он. Простите все, прощай Тэмари. Брызнула кровь, яркая и алая, из-под лезвия. Но не совсем оттуда, откуда ожидал Сикамару. Во всяком случае, он остался жив, в отличие от сидевшего рядом с ним мужчины. Причина столь странного события оказалась в чём-то тривиальной – в конце концов, не раз Тэмари спасала Сикамару из безвыходных ситуаций, появляясь в самый последний момент. Вот и сейчас, добив последнего преследователя прицельным ударом, Тэмари уже переворачивала Сикамару на спину и, очень много и не очень прилично выражаясь, осматривала, что сделали её соотечественники с её мужем. Сикамару смотрел на неё, слушал её голос и думал, что надо бы объяснить Тэмари, почему он здесь находится, и спросить, за что, почему она так поступила с ним. Но не находилось сил.
- Ну почему ты такой идиот, а? – спросила Тэмари, взваливая Сикамару себе на спину. Тот ответил воем от боли, на который она не обратила ни малейшего внимания. – Я сделала всё – всё, понимаешь? – чтобы тебя не тронули. Зачем на рожон-то лезть? – Сикамару даже чуть забыл о боли.
- Ты убила моего друга. – Он сморгнул дурацкие слёзы. Тэмари стиснула зубы.
- Иначе он убил бы моих солдат. Я говорила тебе – я прежде всего куноити Суны. – Сикамару слабо улыбнулся.
- Не в этом дело. Я не могу отомстить. – Тэмари запрыгнула на ближайшую ветку огромного вяза.
- Я понимаю, о чём ты. – Они отправились подальше от разорённой поляны, где осталось пятеро её солдат.
Тэмари остановилась, посчитав, что они ушли достаточно далеко, уже после того, как Сикамару потерял сознание. Она положила Сикамару на землю, чтобы ещё раз осмотреть его раны, но заняться этим не успела – на них вылетели ниндзя Кири, убегавшие от конохцев. Ниндзя Кири складывать два и два умели прекрасно – они уже видели убитых ниндзя Суны, а теперь наткнулись на Тэмари, обихаживающую дзёнина Конохи. Тэмари снова победила – хотя у наткнувшихся на них и было численное преимущество.
Отправив последнего противника к праотцам, она плюхнулась рядом с умирающим Сикамару. Ещё раз уйти куда-нибудь они не могли – численное преимущество сыграло свою роль. Тэмари, может, и победила, но двигаться могла с трудом – у неё, судя по всему, были сломаны обе руки, кроме того, как минимум один из попавших в неё кунаев был отравленным – судя по тому, как начало неметь всё тело.
- Дурак, - плача, сказала она, глядя на Сикамару. – Сикамару, какой же ты дурак. И я... – Она понимала, что Сикамару в самое ближайшее время надо доставить медикам, иначе его уже ничего не спасёт, и дико жалела о том, что в своё время не стала изучать врачевание. Сама она двигаться не могла, оставалось надеяться, что конохцы найдут их быстрее, чем кто-нибудь другой.
Хотя Тэмари в любом случае было не жить – она очень сомневалась, что ниндзя Конохи прощают предательство, а её предательство было слишком очевидным, чтобы они ещё не поняли. С другой стороны, найди их кто-нибудь другой, не жить было обоим. Ни предателей, ни врагов ниндзя Суны и Кири в живых не оставляли.
Тэмари откинулась на землю и уставилась в небо.
- Смотри, Сикамару, облака. Медленно плывут в никуда. – Надежда тоже медленно уплывала в никуда, по мере того, как расплывались красные пятна на повязках Сикамару, да всё больше и больше немело её собственное тело. – Ты же любишь смотреть на них, да? – Сикамару не ответил, и Тэмари перевела взгляд на него. Дышал он слабо и неравномерно, но её это не особо заботило. Главное, что он всё ещё был жив, и ещё можно было надеяться.

*

Ни Тэмари, ни Сикамару не помнили того момента, как на них вылетела Хината, у которой только что убили сестру, в честь чего она убивала всё живое, что расценивала как врага. Обоих спас Наруто, остановивший Хинату в самый последний момент.
- Они предатели, Наруто! – Хината стояла напротив Наруто, стиснув кулаки так, что побелели костяшки. – Ты же знаешь, как Сикамару её любит – думаешь, он смог бы отомстить ей? – Она ткнула пальцем в полумёртвых Тэмари и Сикамару, до невозможности трогательно лежащих рядом. – Думаешь, он собирался убить её?
- И что? – Наруто положил руки Хинате на плечи. – Ты же помнишь Саскэ? Он – тоже предатель. Он предал Коноху, он предал меня. И что?! – Хината перевела горящий жаждой убийства взгляд на Наруто.
- Саскэ – совсем… дру… - Она осеклась. Шестой плакал, а она не видела Наруто плачущим уже очень давно – казалось, он выплакал все слёзы после того, как Итати убил Саскэ, и они не смогли его спасти. Наруто смотрел на неё своими ясными голубыми глазами и дрожащим голосом что-то говорил. Хината подняла руки и обняла его. Крошить всё в куски расхотелось.
- Они – семья моя, понимаешь? Они оба – жители Конохи, а я – Хокагэ. Хината, ну как я могу?
- Никак, - тихо ответила она. – Я иногда забываю о том, что мы все теперь – твои самые дорогие люди. Но Наруто, Тэмари…
- Я знаю. Но я… сделал бы точно то же. Если бы я жил в Суне, и Коноха напала бы на неё, я бы сражался на стороне Конохи. – Хината опустила голову и принялась изучать сандалии Наруто. Сандалии были чёрными, изрядно потрёпанными и пыльными.
- Ты не живёшь в Суне.
- Не в этом дело. – Он мягко отстранил от себя Хинату и отвернулся. – В вашем отряде есть медики?
- Нет больше отряда, - сказала Хината. – Нас двое. – Наруто поднял Сикамару на руки.
- Возьми Тэмари. Мы идём в Коноху. – Хината подошла к Тэмари и посмотрела на неё. – Не думай ни о чём. Просто возьми её на руки – и мы пойдём в Коноху. – Хината кивнула и покосилась на Наруто. Взгляд Шестого был абсолютно пустым.
До Конохи они добрались далеко не так быстро, как хотелось бы. По меньшей мере, Сидзунэ, увидев состояние Сикамару, пришла в такой ужас, что Хината и Наруто уже почувствовали себя виноватыми в смерти своего товарища.
- Сакура! – Сидзунэ заглянула в комнату, в которой её нашли Наруто и Хината. Они уже почти отчаялись разбудить её; неожиданно эффективным оказалось словосочетание «при смерти». – У нас проблемы. – В коридор, покачиваясь, вышла Сакура. Судя по чёрным кругам у неё под глазами, она не спала с самого момента нападения.
- Что… - Сакура взглянула на Сикамару. – Третья операционная свободна – туда его. – Она перевела взгляд на Тэмари. – Её туда же.
- Почему туда же? – не понял Наруто. – Разве больше нет свободных…
- Я не могу находиться в двух местах сразу, - перебила его Сакура. – С этим никто, кроме меня, не справится.
- Самоуверенно, - пробормотал Наруто и пошёл за Сидзунэ и Хинатой к операционной. Сакура поплелась за ним.
- Цунадэ-сама не оперирует вообще – ей бы выжить сейчас; Сидзунэ проработала больше меня ночью – она двигается-то на автомате, какое целительство… Остальные на самом деле хуже меня. Боюсь, у меня тут шансов немного, у них, соответственно, - того меньше.
- Немного – это сколько? – Сакура взглянула на Сикамару ещё раз.
- Спасти обоих – процентов двадцать, не больше.
- Это не ноль. – Они вошли в операционную, оставили Сикамару и Тэмари на попечение Сакуры. Наруто задержался было, чтобы получить ответ, но Сакура выгнала его в коридор, так ничего и не сказав.
Наруто с Хинатой провели в коридоре больше семи часов. Хината уже заснула, скрючившись в неудобном кресле, Наруто мерил шагами узкий коридорчик, хрустя пальцами. Когда пошёл восьмой час, Наруто не выдержал и заглянул в операционную.
- Что за… – Он бросился к лежащей без сознания Сакуре, едва удостоив вниманием Тэмари и Сикамару. – Сакура! Эй! – Он принялся безжалостно трясти её. – Да очнись же ты! – Сакура послушно очнулась и без интереса посмотрела на Наруто.
- Эй ты. Думаешь, если ты стал Хокагэ, ты можешь врываться в спальню к девушкам и будить их посреди ночи? А? – Наруто не успел увернуться от удара в ухо и принялся возмущённо орать.
- Какая спальня?! Ты хоть осмотрись, а? А как же операция? – Сакура покрутила головой, обнаружила себя в операционной.
- Мда. Я не вышла сказать вам, что всё прошло успешно? – Наруто взвыл. – Ну да, двадцать – таки не ноль. – Сакура усмехнулась и устроилась на руках у Наруто. – Донеси меня до комнаты, а? Сама я не дойду. – Наруто послушно поднялся на ноги и потащил Сакуру из операционной.
- А ты чего уснула-то? – Сакура зевнула во весь рот и недружелюбно покосилась на Наруто.
- Боюсь показаться пафосной, но я жизни спасала ценой собственной. Скажи спасибо, что кони не кинула – прямо там. - Она передёрнула плечами. – Я Сикамару первым подлатала, на Тэмари уже сил не хватало. Я. Не. Знаю. Как. Но я её вылечила. Их, кстати, надо устроить в палату какую-нибудь – скажи санитарам, ага? – Наруто молча кивнул. – Ты, кстати, что собираешься с Тэмари делать? – Наруто бочком вошёл в комнату.
- Куда тебя нести-то? В смысле, кровать где?
- Всё б тебе по кроватям. За ширмой. Так что с Тэмари? – Наруто поплёлся за ширму. Отвечать на этот вопрос не хотелось. Тэмари была его семьёй, тот разговор с Хинатой был не для отвода глаз; он на самом деле считал, что Тэмари должна остаться здесь, с Сикамару, вне зависимости от того, как она поступила.
- Ну…
- Ты ведь сейчас вспоминаешь, что Саскэ так и не вернулся в Коноху, да? – ненавязчиво поинтересовалась Сакура, спрыгивая с рук Наруто. – Не знаю… Мне кажется, я бы не смогла драться против своих. – Наруто кивнул.
- Я тоже.

*

Когда Тэмари очнулась, она была приятно удивлена этим фактом. Когда облака начали исчезать в чёрной пелене, она уже смирилась с тем, что её жизнь на этом закончится, и единственным, о чём она жалела, было то, что гарантировать спасение Сикамару она никак не могла. Поэтому, открыв глаза, увидеть белый потолок, а не абстрактные врата загробного мира было крайне неожиданно, а главное – приятно.
Впрочем, приятная неожиданность радовала недолго – стоило Тэмари перевести взгляд за окно и увидеть знакомые уже улицы Конохи – порядком изменившиеся, но всё ещё узнаваемые. Она потянулась и с трудом села на кровати. Голова кружилась, побаливали руки, общее своё состояние Тэмари оценила на шестьдесят баллов из ста – то есть на дохленькую троечку.
- Мда, - сказала она, смотря за окно. – Интересно, можно ли отсюда сбежать?
- Только со мной. – Тэмари резко повернулась – у двери стоял недовольный Сикамару. – Жена, блин, - пробурчал он. – То друга убьёт, то сбежать надумает. – Тэмари опустила голову.
- Извини. – Сикамару доковылял до её кровати и присел. – Ты как?
- В общем и целом? Жить буду. Ты тоже, насколько я знаю. Примерно через неделю нас выписывают. – Тэмари покивала.
- И что потом? – Сикамару удивился.
- Потом? Ну… домой пойдём. Нам ещё повезло – есть куда идти. Ещё через неделю работать начнём, пахать как бобики. – Тэмари поморгала.
- В смысле? – Сикамару почесал небритую щёку и посмотрел на неё как на умалишённую.
- Ну… в прямом. Миссии выполнять. Работа-то не делась никуда.
- А… наказание? Я как-никак предатель и всё такое. Государственная измена там… - Сикамару вздохнул.
- Ну да, измена, предательство, конечно. Я у Наруто уже спрашивал. Ты, видишь ли, не подданная нашей страны. В общем и целом, вроде как, виной всему – наша, Конохи, неосмотрительность. Так что к тебе никаких претензий нет. Ну, могли бы быть, но ты при этом предатель своей собственной страны, так что тебя даже как врага расценивать нельзя. Как-то так.
- А. – Тэмари замолчала. – И ты с ним согласен? – Сикамару пожал плечами.
- Я… С ним сложно не согласиться – не думаю, что тебе что-нибудь предъявят. Но, честно говоря, я не знаю, сможем ли мы жить вместе.
- Да. Я, собственно, о том же. Я, видишь ли, твоего лучшего друга убила. И не только его.
- С другой стороны, у меня была возможность тебе отомстить. Это мой выбор, верно? – Тэмари пожала плечами.
- Если ты не смог меня убить – это не значит, что ты сможешь жить со мной.
- Я хотел бы попробовать, - сказал Сикамару. – Моих друзей больше нет, моих родителей – тоже; я не хотел бы терять и тебя. – Тэмари не ответила. Ей тоже страшно не хотелось уходить от Сикамару, но с чувством вины она ничего поделать не могла. Может, она и правда не была ни в чём виновата: она не должна была сражаться против Суны просто потому, что её муж – ниндзя Конохи. Более того, она пошла на государственную измену ради того, чтобы Сикамару жил, что в её представлении было почти невозможным. Тем не менее, чувство вины уходить не желало.
Они попробовали. Поначалу ничего у них не получалось: Тэмари не могла простить себе ничего из совершённого в те дни – начиная с того, что она не предупредила Коноху о предстоящем нападении, и заканчивая тем, что она убила своих же ради жизни конохца; Сикамару не мог забыть ни то, что его друзья погибли, ни то, как он не смог отомстить за их смерть. Они почти расстались, не в силах выносить больше гробовую тишину в их доме. Ситуацию спас Наруто, зашедший к ним в гости.
- Что-то тут как-то всё грустно, - покивал он, отставляя свою чашку с чаем в сторону. – Вы поссорились? – Сикамару и Тэмари переглянулись.
- Да нет… - Наруто скрестил руки на груди и снова покивал.
- Значит, вы ещё и не мирились. Мда. Ну очень трогательно. Ты! – он ткнул пальцем в Сикамару. – Ты зачем понёсся в лес вообще? – Сикамару поморгал.
- Мстить.
- Идиот! Ты для того её сюда приводил, чтобы убивать, а? А то она тебя не предупреждала, что она – прежде всего ниндзя Суны. Не предупреждала, что ли?! Ты ниндзя, Сикамару, или кто! Дзёнин, чёрт бы тебя побрал! Да, она была врагом – и это был её выбор. Но ты не стал с ней сражаться – и это был твой выбор. Всё! Забыли! – Сикамару моргал. Можно было, конечно, возражать и пытаться доказывать, что Наруто не прав. Но страшно не хотелось этого делать – может быть, потому что он озвучил то, во что Сикамару хотел верить.
- Ты! – Теперь палец указывал на Тэмари. – Ты зачем своих перебила-то! Тоже мне, куноити Суны прежде всего. Зачем? А?
- Его спасти, - опешила Тэмари.
- Дура! Ты его зачем спасала, а? Чтобы ходить вокруг него тенью и вздыхать? А то ты не знала, что тебе придётся с ним жить? А то не понятно было, что никуда он тебя не отпустит – и будет до последнего предлагать жить вместе и дальше. Да, ты сделала ему больно – бывает. Да, он тебя простил за это – тоже бывает! Всё! Молодцы! – Теперь Тэмари и Сикамару моргали вместе. Возражать всё ещё можно было, но таки всё ещё не хотелось. Наруто снова скрестил руки на груди и покивал. – Есть возражения?
- Нет, - осторожно ответили Сикамару и Тэмари.
- Отлично. Поцелуйтесь. – Тэмари и Сикамару потянулись было друг к другу, но пристальный взгляд Наруто их явно смущал.
- После того, как ты уйдёшь. – Теперь Тэмари и Сикамару тыкали пальцами в Наруто, и тому явно такое положение дел не понравилось.
Впервые за несколько недель вечер в их доме был безбожно шумным, ночь – необыкновенно страстной, а утро – замечательно мирным. Тэмари впервые отправилась к мемориалу Конохи вместе с Сикамару и долго молча смотрела на имена погибших.
- Они были хорошими ниндзя, - наконец сказала она. Сикамару молча кивнул.

Написано на Naruto Fest no Jutsu в рамках свободного участия.

@темы: text, Naruto

---

Обрывок #35. Текст.

"Цепи, листья и го". Рэндом по Hikaru no Go.

Акари медленно шла по улице, задумчиво вымеряя каждый шаг и глядя себе под ноги. Под ногами был в основном асфальт, серый и неприглядный, иногда попадались опавшие листья с отпечатками подошв на них.
- Интересно, - тихо сказала она, - чем сейчас занят Хикару? – Она негромко фыркнула себе под нос – почувствовала нелепость вопроса. – Го. Конечно же.
Сложно было предположить, что он занят чем-то другим. Они не виделись уже больше месяца, хотя и жили совсем рядом. Акари тяжело вздохнула.
- Он даже не вспомнил о моём дне рождения, - негромко пожаловалась она, заходя на детскую площадку. Плюхнулась на качелю и оттолкнулась от земли. Звякнули цепи, и Акари шмыгнула носом. – И о своём тоже не вспомнил.
Она заходила к нему – с подарком. Хикару, помнится, был крайне удивлён. – Хикару… дурак.
- Он не дурак, - хрипло сказал кто-то за её спиной. Акари вздрогнула и обернулась. – Совсем нет. – Она уставилась на Акиру и поморгала.
- А… Ты играл с Хикару, - вспомнила она. – Тогда. За Кайо. – Акира кивнул.
- Тоя Акира, третий дан. – Акари несмело пожала протянутую руку.
- Фудзисаки Акари. Приятно познакомиться. Хикару много говорил о тебе. – Акира снова кивнул и присел на вторую качелю. Звякнули цепи, и он покосился на них – немного раздражённо.
- Не злись на него. – Акари вздрогнула и посмотрела на Акиру. Он зачем-то держал левую руку за спиной, и она подумала, что это выглядит немного смешно. – Это не потому, что он не хочет больше видеть тебя, просто… - Акира закусил губу. Подёргал себя за бровь.
Акари стало смешно. Тоя Акира, третий дан, что же ты ведёшь себя как смущённый мальчишка? Профессиональный игрок в го, как-никак, выглядеть должен немного иначе. Собранным и целеустремлённым. – Просто… нет ничего интереснее го... – Акари молча кивнула. Веселиться вдруг расхотелось. Им же шестнадцать, подумала Акари. И Хикару, и этот смешной в своём странном смущении Акира – они просто-напросто шестнадцатилетние подростки. Она повела плечами. И всё равно Хикару дурак – забыл о её дне рождения. О своём забывал бы – она ничего против не имела, а так…
Акари на самом деле хотелось, чтобы Хикару снова вспомнил о ней.
- Нет ничего интереснее го… - умолкнувший было Акира снова заговорил, мучительно подбирая слова: - Для него… сейчас... но… может… - Он помолчал и протянул Акари зажатый в левой руке букетик ярко-жёлтых и красных кленовых листьев. – С днём рождения.

Обещан Дитриху тут. Теперь ещё и написан. %)

@темы: text, Hikaru no Go

---

RPP - 7213. Момоти Забуза Х Хатакэ Какаси

870 слов бреда. Стёб, издевательства.

- Хатакэ Какаси, капитан спецотряда Конохи, - привычно представляется Какаси перед тем, как объявить Момоти Забузе, что тот приговорён к смерти. Завтракающий Забуза спокойно кивает в ответ:
- Не то, чтобы я сомневался. – Он тяжело поднимается с земли, откладывает в сторону бутерброд и берёт в руки свой огромный меч. – Ну… не возражаешь, я окажу сопротивление? – Хатакэ пожимает плечами, и Момоти с очень серьёзным видом благодарит его.
Начинается драка: летают по поляне кунаи и сюрикэны, среди слов, необходимых для дзюцу, иногда проскакивает незатейливый матерок, сверкает сяринганом Какаси, машет мечом Забуза. Звери разбегаются кто куда – их пугает сшибающее с ног стремление убить. Дзёнины дерутся, иногда прерываясь на объяснение своего мировоззрения и причин тех или иных действий. Когда Момоти или Хатакэ довольно объясняет почти поверженному сопернику, как подействовала его уловка, второй с неизменно вежливым видом слушает – и тут же придумывает способ выкрутиться. И снова начинаются прыжки по поляне, бряцанье оружием и сверкание глазами.
Погода для драки идеальная – несильный прохладный ветерок, небольшая облачность. Ещё утро, не больше восьми часов, поэтому даже разгорячённым схваткой ниндзя не жарко. Шелестит листва, где-то в глубине леса иногда поют птицы – но ни Момоти, ни Хатакэ на эти мелочи не обращают особого внимания.
Забуза, то уворачиваясь от дзюцу Какаси, то пытаясь прибить хамоватого сопляка, с тоской смотрит на бутерброд. Мясо совсем свежее, тонкие ломтики вкуснейшей свинины, которую Забуза обожает; зелень для бутерброда Хаку собирал только этим утром – салат, петрушка; тонко и аккуратно порезаны украденные не так давно у кого-то из местных фермеров огурец и помидор; хлеб они с Хаку пекли вчера вечером. Забуза шумно сглатывает слюну и в очередной раз уворачивается от куная Какаси. Сколько их у него? Когда уже всё это кончится?
Кончаться драка не собирается – Хатакэ и Момоти прыгают по поляне, применяя и применяя всё более странные и сильные дзюцу и радостно размахивая оружием во все стороны. Оба хитры, оба сильны – нельзя сказать, чтобы звание дзёнина было незаслуженным для кого-то из них. Поражает и то, насколько велик у обоих запас чакры – хотя они прыгают по поляне уже более получаса, ни один не выглядит измотанным. Силы равны. Огромный меч со свистом рассекает воздух и опускается на место, где только что стоял Какаси. Забуза вздыхает – промахнулся; Какаси гордо стоит на его мече и ухмыляется.
- Если не станешь серьёзным – тебе меня не победить, - пафосно говорит он.
И тут урчит желудок. Забуза точно знает – не его. И Какаси тоже совершенно точно знает – не Забузы. Он краснеет, смущается и запускает в Забузу сюрикэном. Тот легко уворачивается и стряхивает молодого, чуть ли не младше его самого, дзёнина со своего меча.
- Предлагаю прерваться и перекусить.
Какаси смотрит на бутерброд Забузы и вздыхает. - Я тебя выслеживал-выслеживал, - грустно говорит он. – Две ночи не спал, двое суток не ел – всё по лесам скакал. – Момоти с серьёзным видом слушает.
- Тем более надо. Иначе ты не сможешь привести приговор в исполнение – и, боюсь, скорее сам умрёшь, чем убьёшь меня. – Какаси ещё раз вздыхает и смотрит на бутерброд. Он делает несколько спокойных вдохов-выдохов – и чувствует тонкий аромат свежего мяса и петрушки. Снова урчит желудок, напоминая о том, что никак нельзя обращаться с ним настолько жестоко.
- Ну да, - неохотно признаёт Какаси. – Ты прав. – Забуза улыбается и отходит от него – к сумке. Там лежит ещё несколько бутербродов и бэнто: рис с овощами, яичница, сосиски, филе рыбы. Где-то на дне сумки валяются яблоки. Забуза довольно улыбается – Хаку никогда не жалел еды, особенно если Забуза уходил куда-нибудь на несколько дней. Например, на два. Момоти достаёт всё и поворачивается к Хатакэ. Тот всё ещё нерешительно мнётся на середине поляны.
- Иди сюда, - машет рукой Забуза.
Они завтракают вместе, и время летит незаметно за непринуждённой болтовнёй: откуда родом, сколько лет, за что привлекался. Болтовня продолжается даже тогда, когда всё съедено – и никого это не волнует. Забуза с удивлением узнаёт, что Какаси из Конохи, что он на самом деле младше его и в своё время убил своего лучшего друга.
- Грустно это всё, - сочувствует Забуза и встаёт. Отряхивает крошки со штанов и смотрит на небо. Облака уже разбежались, солнце светит вовсю. Ветерок утих, и теперь на поляне жарковато. – О, уже больше полудня? – Какаси тоже смотрит на небо и кивает. – Мне тогда пора – я обещал.
- А приговор? – говорит Какаси. Он сам прекрасно понимает, что о драке не может быть и речи – они только-только плотно позавтракали, и вообще, Забуза после более чем трёхчасовой беседы вызывает у него уважение, если не симпатию. Ниндзя из Кири, ненамного старше его самого, а уже убийства – ещё в семилетнем возрасте, – попытка государственного переворота, изгнание и всемирный розыск. Насыщенная жизнь, думает Какаси и грустно вспоминает размеренные конохские деньки. Ему надо очень постараться, чтобы такого достичь. Например, перебить весь клан Хюуга – за неимением клана Утиха. Какаси снова вздыхает – силёнок на Хюуга у него явно не хватит.
- В следующий раз? – предлагает Забуза, ковыряя мечом землю. Ему совершенно не хочется драться и терять время: его ждёт Хаку, и Забуза обещал ему тренировку и прогулку на озеро. – Я запомню тебя – и в следующий раз не уйду. – Какаси вздыхает. Идея привлекательна, но это ведь его миссия…
- Когда – в следующий раз-то? – Забуза пожимает плечами.
- Как-нибудь увидимся. – Какаси морщится, но соглашается. Они пожимают друг другу руки, Хатакэ благодарит Момоти за завтрак и интересную беседу, Момоти отвечает, что он всегда к его услугам, и они разлетаются с поляны в разные стороны. Какаси – в Коноху, отчитываться о проваленной миссии; Забуза – к Хаку, тренироваться и рассказывать о забавном дзёнине-убийце из Конохи.

@темы: text, Naruto