filthy one
"Здесь - и там" по Fullmetal Alchemist. Рой Х Хоэнхайм, Эд Х Тараканы Эда.
- Погиб. – Эд сказал это абсолютно спокойно, будто и не об отце шла речь. Рой тяжело вздохнул – всё-таки он помнил Эда пятнадцатилетним сопляком, поднимающим шум по любому, даже самому ничтожному, поводу. Сейчас перед ним сидел спокойный, на редкость уравновешенный и безбожно скрытный тридцатилетний мужчина. – Пожертвовал собой, чтобы я смог вернуться.
- Тогда? – спросил Рой. Эд, скривив губы, кивнул:
- Глупый поступок. Мы вполне могли вернуться без каких бы то ни было жертв. Ему всегда не хватало терпения и веры в людей – всё пытался решить сам. – Рой не выдержал и отвёл взгляд. Странно было видеть перед собой Хоэнхайма, того Хоэнхайма, которого он знал, которого любил когда-то, - и в то же время не его. Эд усмехнулся. – Хотите, я скажу, о чём вы думаете, Фюрер? – Рой пожал плечами.
- Может, угадаешь – ты всегда был проницателен. – Эд негромко рассмеялся.
- Я не собираюсь угадывать. Просто скажу – и всё. Озвучу ваши мысли. – Рой откинулся в кресле, поправил сползшую повязку. - Вам страшно, Фюрер, потому что вы видите перед собой Хоэнхайма - но знаете, что это не он. Я прав? – Эд склонил голову набок и лучезарно улыбнулся. Рой поёжился – ничем эта улыбка его не порадовала. Слишком лучезарная, чтобы быть по-настоящему счастливой; насквозь фальшивая – взгляд Эда остался по-прежнему ледяным. – Я прав. – Улыбка Эда исчезла так же быстро, как и появилась. – Вы изменились, полковник.
- Наполовину, - невпопад отозвался Рой. – Мне не страшно.
- Да, - легко согласился Эд. – Вам не страшно. Вам омерзительно, и тошно, и плохо – потому что вы, как и все, любили Хоэнхайма, и он знал об этом, но ни на секунду не озаботился этим фактом – за всю свою жизнь. Вам тоскливо, и больно, и выть хочется, да при мне, вроде как, не положено – потому что Хоэнхайм умер, и вы это прекрасно знаете. – Рой быстро развернулся с креслом к огромному окну за спиной – не хватало ещё, чтобы кто-то видел, как Фюрер одной из крупнейших стран почти плачет – и от чего? От слов Эдварда Элрика, вечной малявки! О боги! – А теперь вы прячете от меня свои слёзы.
Спокойствие Эда убивало – мучительно, особо жестоко. Рой глубоко вздохнул и через плечо покосился на Эда. Тот, развалившись в своём кресле, пристально смотрел на него.
- Вы изменились, полковник, - повторил он. – Раньше вы не стыдились слёз. – Рой передёрнул плечами, но отвечать ничего не стал. Отвечать было сложно – особенно копии Хоэнхайма.
Особенно – копии Хоэнхайма, только что признавшейся, что его, Роя, любовь – да будь она проклята, растоптана и забыта навсегда – очевидна, и все его попытки скрыть своё ненужное – ни ему, ни тем более Хоэнхайму – чувство были совершенно напрасны.
- Жаль, - вздохнул Эд и поднялся с кресла. – Впрочем, я рад, что вы занимаете пост Фюрера. Я, понимаете, немного беспокоился – всё-таки, я в этом мире родился. - Эд улыбнулся Рою – почему-то по-отечески, отчего Рой резко отвернулся к окну – и взял свою шляпу со стола, куда аккуратно устроил её парой часов ранее. – Прощайте, полков… Фюрер. Я не буду скучать по вас; вы не скучайте по мне. – Рой заставил себя повернуть кресло так, чтобы видеть Эда. – Я возвращаюсь – навсегда.
- Туда? – только и сумел выдавить из себя Рой. Эд кивнул. – Почему?
- Прощайте, Фюрер. – Эд снова улыбнулся ему. Рой замер – перед ним снова стоял Хоэнхайм, живой и здоровый. И улыбался – только ему, только для него. Рой растерянно моргнул – видение исчезло. Эд надел шляпу и отправился к двери. – И не переживайте так, Фюрер. Я жил с этим пятнадцать лет.
- И возвращаешься? – Эд, замерший у двери, пожал плечами.
- Не хочу жить дальше – так. Прощайте. – Рой ничего не ответил. Эд ушёл – навсегда.
* * *
- Погиб. Пожертвовал собой – чтобы я смог вернуться. – Глаза Мустанга расширились, будто Эд сказал что-то из ряда вон выходящее. Но что поделаешь? Правда остаётся правдой – Хоэнхайм отдал свою жизнь за единственного человека, кто так и не смог его полюбить – по-настоящему. Так и не смог признать своим отцом. Уважал, ценил – всё это было. В общем-то, неплохо относился – но так и не простил.
- Тогда? – спросил Рой. Эд кивнул. Тогда – с войной, принеся смерть; тогда – перед сложнейшим выбором в жизни.
- Глупый поступок, - скривился Эд. Хоэнхайм вполне мог бы остаться живым, вернуться сейчас обратно – и не было бы сейчас этого отчаянного выражения у глаз сидящего перед ним Мустанга. - Мы вполне могли вернуться без каких бы то ни было жертв. Ему всегда не хватало терпения. И веры в людей – всё пытался решить сам. – Рой быстро отвёл взгляд, и Эд понял, что попал в больное место. Мустанг видит в нём Хоэнхайма: Эд не питал никаких иллюзий по поводу своей внешности и прекрасно понимал, что они с Хоэнхаймом похожи как две капли воды. - Хотите, я скажу, о чём вы думаете, Фюрер?
- Может, угадаешь – ты всегда был проницателен. – Ответ прозвучал безразлично, похоже было, что Фюреру на самом деле всё равно, что там будет гадать Эд.
- Я не собираюсь угадывать, - рассмеялся Эд. Зачем было угадывать, если он прекрасно понимал Фюрера? Он прекрасно помнил, как точно так же отводил взгляд при встрече с Хьюзом, и Грейс, и Гридом, и Уинри – в том мире. – Просто скажу – и всё. Озвучу ваши мысли. – Мустанг откинулся в кресле, поправил повязку на глазу – будто она сползла. Заинтересовался. - Вам страшно, Фюрер, потому что вы видите перед собой Хоэнхайма – и в то же время не его. Я прав? – Эд улыбнулся Мустангу. Той улыбкой, с которой он сообщал своим соперникам, что они проиграли, - там. Рой поёжился, и улыбка Эда исчезла. Неужели до сих пор Мустангу больно от этой любви к Хоэнхайму – после стольких лет? - Я прав, - безрадостно заключил он. - Вы изменились, полковник. – Мустанг никак не отреагировал на «полковника», и Эду это совсем не понравилось.
- Наполовину. Мне не страшно.
- Да, - кивнул Эд. - Вам не страшно. Вам омерзительно, и тошно, и плохо – потому что вы, как и все, любили Хоэнхайма, и он знал об этом, но ни на секунду не озаботился этим фактом – за всю свою жизнь. Вам тоскливо, и больно, и выть хочется, да при мне, вроде как, не положено – потому что Хоэнхайм умер, и вы это прекрасно знаете. – Рой резко развернул кресло к окну, явно не желая слушать его дальше, но Эд уже не мог остановиться. - А теперь вы прячете от меня свои слёзы. – Рой покосился на него, но ничего не сказал в ответ. - Вы изменились, полковник, - повторил Эд. - Раньше вы не стыдились слёз. – Мустанг снова ничего не ответил – второй раз на памяти Эда. Эд вспомнил своего не так давно погибшего приятеля, который никогда не отворачивал своего лица от друзей – как бы плохо ему ни было, и поморщился. Кажется, он теперь на всю жизнь обречён смотреть на знакомые лица чужих людей. - Жаль, - вздохнул Эд и поднялся с кресла. – Впрочем, я рад, что вы занимаете пост Фюрера. Я, понимаете, немного беспокоился – всё-таки, я в этом мире родился. - Эд улыбнулся Рою, тот снова отвернулся к окну. Эд пожал плечами и медленно взял свою шляпу. Судя по всему, пятнадцать лет – слишком много. Эд повертел шляпу в руке, сморщил нос, в котором предательски щипало. Неужели он уже чужой даже здесь? – Прощайте, полков… Фюрер. Я не буду скучать по вас; вы не скучайте по мне. – Рой повернулся обратно, Эд уставился на него в надежде увидеть некогда забавного полковника. Перед ним по-прежнему сидел его недавно погибший – там – друг. – Я возвращаюсь – навсегда.
- Туда? – спросил Мустанг. Эд кивнул – на слова не хватало ни сил, ни дыхания. – Почему?
- Прощайте, Фюрер, – повторил Эд, и через силу улыбнулся – Мустангу, и только ему – последний раз. Надел шляпу и отправился к двери. – И не переживайте так, Фюрер, - зачем-то добавил он, сипло из-за предательского комка в горле. – Я жил с этим пятнадцать лет.
- И возвращаешься?
- Не хочу жить дальше – так. – Эд, поняв, что он всё ещё стоит у двери и явно не собирается никуда уходить, быстро повернул ручку. Пусть Ал остаётся – с Уинри, а он уйдёт – потому что не хочет, не может снова – за знакомыми лицами не видеть родных и близких. – Прощайте.
Написано для Котодамы.
- Погиб. – Эд сказал это абсолютно спокойно, будто и не об отце шла речь. Рой тяжело вздохнул – всё-таки он помнил Эда пятнадцатилетним сопляком, поднимающим шум по любому, даже самому ничтожному, поводу. Сейчас перед ним сидел спокойный, на редкость уравновешенный и безбожно скрытный тридцатилетний мужчина. – Пожертвовал собой, чтобы я смог вернуться.
- Тогда? – спросил Рой. Эд, скривив губы, кивнул:
- Глупый поступок. Мы вполне могли вернуться без каких бы то ни было жертв. Ему всегда не хватало терпения и веры в людей – всё пытался решить сам. – Рой не выдержал и отвёл взгляд. Странно было видеть перед собой Хоэнхайма, того Хоэнхайма, которого он знал, которого любил когда-то, - и в то же время не его. Эд усмехнулся. – Хотите, я скажу, о чём вы думаете, Фюрер? – Рой пожал плечами.
- Может, угадаешь – ты всегда был проницателен. – Эд негромко рассмеялся.
- Я не собираюсь угадывать. Просто скажу – и всё. Озвучу ваши мысли. – Рой откинулся в кресле, поправил сползшую повязку. - Вам страшно, Фюрер, потому что вы видите перед собой Хоэнхайма - но знаете, что это не он. Я прав? – Эд склонил голову набок и лучезарно улыбнулся. Рой поёжился – ничем эта улыбка его не порадовала. Слишком лучезарная, чтобы быть по-настоящему счастливой; насквозь фальшивая – взгляд Эда остался по-прежнему ледяным. – Я прав. – Улыбка Эда исчезла так же быстро, как и появилась. – Вы изменились, полковник.
- Наполовину, - невпопад отозвался Рой. – Мне не страшно.
- Да, - легко согласился Эд. – Вам не страшно. Вам омерзительно, и тошно, и плохо – потому что вы, как и все, любили Хоэнхайма, и он знал об этом, но ни на секунду не озаботился этим фактом – за всю свою жизнь. Вам тоскливо, и больно, и выть хочется, да при мне, вроде как, не положено – потому что Хоэнхайм умер, и вы это прекрасно знаете. – Рой быстро развернулся с креслом к огромному окну за спиной – не хватало ещё, чтобы кто-то видел, как Фюрер одной из крупнейших стран почти плачет – и от чего? От слов Эдварда Элрика, вечной малявки! О боги! – А теперь вы прячете от меня свои слёзы.
Спокойствие Эда убивало – мучительно, особо жестоко. Рой глубоко вздохнул и через плечо покосился на Эда. Тот, развалившись в своём кресле, пристально смотрел на него.
- Вы изменились, полковник, - повторил он. – Раньше вы не стыдились слёз. – Рой передёрнул плечами, но отвечать ничего не стал. Отвечать было сложно – особенно копии Хоэнхайма.
Особенно – копии Хоэнхайма, только что признавшейся, что его, Роя, любовь – да будь она проклята, растоптана и забыта навсегда – очевидна, и все его попытки скрыть своё ненужное – ни ему, ни тем более Хоэнхайму – чувство были совершенно напрасны.
- Жаль, - вздохнул Эд и поднялся с кресла. – Впрочем, я рад, что вы занимаете пост Фюрера. Я, понимаете, немного беспокоился – всё-таки, я в этом мире родился. - Эд улыбнулся Рою – почему-то по-отечески, отчего Рой резко отвернулся к окну – и взял свою шляпу со стола, куда аккуратно устроил её парой часов ранее. – Прощайте, полков… Фюрер. Я не буду скучать по вас; вы не скучайте по мне. – Рой заставил себя повернуть кресло так, чтобы видеть Эда. – Я возвращаюсь – навсегда.
- Туда? – только и сумел выдавить из себя Рой. Эд кивнул. – Почему?
- Прощайте, Фюрер. – Эд снова улыбнулся ему. Рой замер – перед ним снова стоял Хоэнхайм, живой и здоровый. И улыбался – только ему, только для него. Рой растерянно моргнул – видение исчезло. Эд надел шляпу и отправился к двери. – И не переживайте так, Фюрер. Я жил с этим пятнадцать лет.
- И возвращаешься? – Эд, замерший у двери, пожал плечами.
- Не хочу жить дальше – так. Прощайте. – Рой ничего не ответил. Эд ушёл – навсегда.
* * *
- Погиб. Пожертвовал собой – чтобы я смог вернуться. – Глаза Мустанга расширились, будто Эд сказал что-то из ряда вон выходящее. Но что поделаешь? Правда остаётся правдой – Хоэнхайм отдал свою жизнь за единственного человека, кто так и не смог его полюбить – по-настоящему. Так и не смог признать своим отцом. Уважал, ценил – всё это было. В общем-то, неплохо относился – но так и не простил.
- Тогда? – спросил Рой. Эд кивнул. Тогда – с войной, принеся смерть; тогда – перед сложнейшим выбором в жизни.
- Глупый поступок, - скривился Эд. Хоэнхайм вполне мог бы остаться живым, вернуться сейчас обратно – и не было бы сейчас этого отчаянного выражения у глаз сидящего перед ним Мустанга. - Мы вполне могли вернуться без каких бы то ни было жертв. Ему всегда не хватало терпения. И веры в людей – всё пытался решить сам. – Рой быстро отвёл взгляд, и Эд понял, что попал в больное место. Мустанг видит в нём Хоэнхайма: Эд не питал никаких иллюзий по поводу своей внешности и прекрасно понимал, что они с Хоэнхаймом похожи как две капли воды. - Хотите, я скажу, о чём вы думаете, Фюрер?
- Может, угадаешь – ты всегда был проницателен. – Ответ прозвучал безразлично, похоже было, что Фюреру на самом деле всё равно, что там будет гадать Эд.
- Я не собираюсь угадывать, - рассмеялся Эд. Зачем было угадывать, если он прекрасно понимал Фюрера? Он прекрасно помнил, как точно так же отводил взгляд при встрече с Хьюзом, и Грейс, и Гридом, и Уинри – в том мире. – Просто скажу – и всё. Озвучу ваши мысли. – Мустанг откинулся в кресле, поправил повязку на глазу – будто она сползла. Заинтересовался. - Вам страшно, Фюрер, потому что вы видите перед собой Хоэнхайма – и в то же время не его. Я прав? – Эд улыбнулся Мустангу. Той улыбкой, с которой он сообщал своим соперникам, что они проиграли, - там. Рой поёжился, и улыбка Эда исчезла. Неужели до сих пор Мустангу больно от этой любви к Хоэнхайму – после стольких лет? - Я прав, - безрадостно заключил он. - Вы изменились, полковник. – Мустанг никак не отреагировал на «полковника», и Эду это совсем не понравилось.
- Наполовину. Мне не страшно.
- Да, - кивнул Эд. - Вам не страшно. Вам омерзительно, и тошно, и плохо – потому что вы, как и все, любили Хоэнхайма, и он знал об этом, но ни на секунду не озаботился этим фактом – за всю свою жизнь. Вам тоскливо, и больно, и выть хочется, да при мне, вроде как, не положено – потому что Хоэнхайм умер, и вы это прекрасно знаете. – Рой резко развернул кресло к окну, явно не желая слушать его дальше, но Эд уже не мог остановиться. - А теперь вы прячете от меня свои слёзы. – Рой покосился на него, но ничего не сказал в ответ. - Вы изменились, полковник, - повторил Эд. - Раньше вы не стыдились слёз. – Мустанг снова ничего не ответил – второй раз на памяти Эда. Эд вспомнил своего не так давно погибшего приятеля, который никогда не отворачивал своего лица от друзей – как бы плохо ему ни было, и поморщился. Кажется, он теперь на всю жизнь обречён смотреть на знакомые лица чужих людей. - Жаль, - вздохнул Эд и поднялся с кресла. – Впрочем, я рад, что вы занимаете пост Фюрера. Я, понимаете, немного беспокоился – всё-таки, я в этом мире родился. - Эд улыбнулся Рою, тот снова отвернулся к окну. Эд пожал плечами и медленно взял свою шляпу. Судя по всему, пятнадцать лет – слишком много. Эд повертел шляпу в руке, сморщил нос, в котором предательски щипало. Неужели он уже чужой даже здесь? – Прощайте, полков… Фюрер. Я не буду скучать по вас; вы не скучайте по мне. – Рой повернулся обратно, Эд уставился на него в надежде увидеть некогда забавного полковника. Перед ним по-прежнему сидел его недавно погибший – там – друг. – Я возвращаюсь – навсегда.
- Туда? – спросил Мустанг. Эд кивнул – на слова не хватало ни сил, ни дыхания. – Почему?
- Прощайте, Фюрер, – повторил Эд, и через силу улыбнулся – Мустангу, и только ему – последний раз. Надел шляпу и отправился к двери. – И не переживайте так, Фюрер, - зачем-то добавил он, сипло из-за предательского комка в горле. – Я жил с этим пятнадцать лет.
- И возвращаешься?
- Не хочу жить дальше – так. – Эд, поняв, что он всё ещё стоит у двери и явно не собирается никуда уходить, быстро повернул ручку. Пусть Ал остаётся – с Уинри, а он уйдёт – потому что не хочет, не может снова – за знакомыми лицами не видеть родных и близких. – Прощайте.
Написано для Котодамы.
@темы: Fullmetal Alchemist, text